В 1924 г. я был на волосок от смерти.
Это было на неуютной железнодорожной станции, затерявшейся в невероятной черноземной грязи Тамбовской губернии. Горячо вздыхая, подходил поезд. Потный буфетчик хлопал себя салфеткой по лицу, прогоняя сонную одурь. Девушка, моя невеста, которую вез я в Москву, крепче сжимала мою руку. В приятном волнении я поднимал с пола чемоданы.
А в это время мой первый друг, Алешка Семячкин, стоял напротив, засунув руки в карманы засаленных брюк, и ощупывал вспотевший браунинг.
«Изменник дружбы, так и скажу всем, - думал он. - Вместе вступали в комсомол, вместе ходили в отрядах. Видели холод и голод, одной одежей одевались, одной думой жили. И что же? Устроился в Москве, имеет возможность взять с собой второго человека и кого же выбирает - кудрявенькую смазливочку! А меня, первого друга, больше чем брата, кидает здесь в темноте! Так вот и ударю две пули - наповал».
Когда я сияющий, держа в одной руке чемодан, в другой - руку невесты, раскланивался с ним, вместо носового платка, которым махают уезжающим, он вынул браунинг.
Я моментально протрезвел и отчетливо понял, всю обидность своего поступка с точки зрения ревнивой юношеской дружбы. Я выпустил руку невесты и чемодан. Алешка опустил браунинг. Мы долго и пристально посмотрели друг на друга.
Вернувшись домой, Алешка хотел застрелиться и оставить мне записку, полную укора. Кончилось дело тем, что он горько напился.
В закопченном железнодорожном депо с разбитыми окнами, и которые влетают и вылетают чумазые голуби, ища тепла, Алешка получал первую квалификацию. Работая, он тосковал. Все друзья по комсомолу разъехались. Казалось ему - делали большие дела. А он вот с паровоза грязь счищает, гайки учится нарезать. И за этим не видит никакой новой жизни. О своей тоске он несколько раз писал мне и рвал письма, не отослав.
На два года я потерял Алешку из виду.
В прохладное весеннее утро, когда воздух краснопресненских окраин весь напоен гудением аэропланов, я встретил Алешку с бумажкой адресного стола в руках. Он искал меня. Мы бросились друг другу навстречу. Таким радостным я Алешку еще не видал. Майка голубого цвета, и та радостно высовывала белый воротничок из - под блестящей кожаной куртки. Мы расцеловались.
- Ты не сердишься? - спросил я.
- Брось, - смутился Алешка.
Мы оба радовались дружбе, умеющей побеждать все преграды. Сколько испытаний было предложено ей! Особенно со стороны Алешки. Он страстно верил в нашу дружбу, и в то же время болезненно прорывались в нем, как нарывы, сомнения. Я был интеллигентский сынок, он - уличный мальчишка. Я - лучший оратор и докладчик, он - не умел сказать двух слов. Мной дорожила местная организация, как деловым и говорящим. Он ревностно любил организацию, но ничем особенным не мог ей этого доказать. И вся его дружба ко мне была смесь горячей любви и необузданной ревности. В припадке этой любви он однажды взял и выжег кусочком проволоки у себя на груди сердце с нашими именами. В припадке сомнения взял и ни с того ни с сего вылил мне на голову ведерко с мазутом сверху с паровоза, когда я проходил с девчонками к железнодорожному мосту, на лодки.
Но даже такие испытания не могли смутить нашу дружбу.
Мы побежали, взявшись за руки, по улицам Москвы, как бывало бегали купаться из накуренного укома в речку Сороку.
- А ведь я, знаешь, откуда - с Мурмана! Ты там не был?
- Нет!
- Вот, а я своими глазами северное сияние видел! - Алешка, ликуя, как победитель, рассказал историю своей поездки и работы на Мурмане.
- А теперь я в Баку. Хочу жаркие страны смотреть. А главное - нефть. Как ее добывают, как с ней обращаются! Дождался отпуска и на юг; поработаю в новом месте.
Алешкина живость заразила меня. Я позавидовал его планам. Мы сходили в театр, в кино, в музей, словом всюду, как полагается. И Алешка уехал в Баку.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.