Не менее, чем историк, были удивлены мы, очевидцы этого года. И не менее, чем мы, было озадачено этим правительство Союза. Остатки? Безработные? В 1930 г., когда страна нуждается в сотнях тысяч рабочих?
К сведению историка.
В 1930 г. стране не хватало свыше миллиона рабочих. В день когда я пишу, строительства стучатся в ворота бирж, протягивая заявки. Мы сложили сумму этих заявок: 1 300 000 человек.
Сила традиции была зачастую жива и в обществе 1930 г. Например, такой архаизм. В те дни, когда строительства стучались со своими заявками в одни ворота, из других ворот выходили десятки тысяч людей, по традиции называвшихся безработными. Они выходили, зажав в руке пособие по безработице. Так вертелось еще по традиции архаическое колесо биржи. Архаизм прекратился в октябре, когда, обсудив нелепость такого коловращения, правительство постановило: все участки высшего хозяйства нуждаются в рабочей силе, а потому выдачу пособий по безработице прекратить.
И все же оставались на биржах труда остатки. Неужели это были лодыри или никуда негодные люди? В чем была сила сопротивления этого остатка, почему бурли - вые воды времени бежали сами по себе, а остаток сам по себе?
Сейчас разберемся.
Корабль входит в нашу эпоху. О корабле кажется нельзя говорить «входит». Тогда так: корабль вплывает в нашу эпоху.
Прочно угнездился строительный стиль с выступами, палубами и мостиками. Наши новые дома - это корабли, навсегда бросившие якорь. Разве не мостики эти белые вышки на доме областного Московского совета? Не напоминает ли новый дом VIIV большое нефтеналивное судно, где над разлегшимся и ушедшим в себя туловищем - резервуаром вытянулась узкая и белая шея? Часто я гляжу на пароходную трубу капитанского мостика «Известий» и удивляюсь: почему она не гудит? Наши новые клубы походят на яхты, а Дом правительства на Болоте кажется мне дредноутом. Он в самом деле дредноут, флагманское судно с адмиральским флагом на корме.
После этого необходимейшего отступления мне не стыдно будет сравнить нашу московскую биржу с кораблем, где, взошедши на мостик, можно прекрасно увидеть и понять все, что делается в нашей стране в 1930 г. Мостиком здесь будет все: и замолчавшие коридоры с почти опустевшими секциями, и вызывающие плакаты строительств, подобно вехам отмечающие здесь путь пешехода, и кабинет заведующего, и картотечные колонны в статистических кабинетах. Взошедши на этот многообразный мостик, вы сразу увидите две цифры: 70 000 и 14 0000. Москва требует сегодня от биржи семьдесят тысяч рабочих. Биржа дает... постойте, она их еще не дает. Эти четырнадцать тысяч - безработные. Опять возникает вопрос: кто же они?
Тут есть и металлисты.
Тут есть и деревообделочники.
Тут есть и шоферы.
Тут есть и люди умственного труда.
Каждый имеет право сказать:
- Ничего не понимаю! В стране индустриализация, а у вас - безработные металлисты; в стране автомобилизация, а у вас - безработные шоферы; в стране культурная революция, ликвидация неграмотности, обязательное всеобщее обучение, а у вас - безработные культработники. Почему?
Мы ответим так:
- Именно потому, что в стране индустриализация, автомобилизация и культурная революция. Мы же сказали, что из секций биржи труда можно видеть все нужды страны.
Отвечу на первый вопрос.
Страна индустриализируется. Страна кончает с кустарщиной, с ремесленным средневековьем, с профессиями, отставшими от века. А в секции металлистов числится несколько сот человек граверов, серебряников, штамповщиков. Они пережили свои профессии, которые умерли. Их высокая квалификация так же мало нужна стране, как не нужна ей иконопись. Здесь молодежи почти нет и когда биржа труда говорит им: «Дорогие товарищи! Ваша профессия умерла, мы вас пошлем на переобучение. Беритесь за другую, нужную стране работу. Получайте путевки», когда биржа труда говорит им это, они подходят за путевками с развальцей, с раздумьем, с неохотой: в зрелые годы переобучаться нелегко.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Творчество Фреда Эллиса