БЫЛ январь. Стояли морозы. Снег смягчил резкие черты столицы, опушил колючие решетки Александровского сада, превратил провода в серебряную елочную пряжу. Остриженные московские деревья убрались в пышный иней и сделались лучше и наряднее, чем даже в пору весеннего цветенья.
Река замерзла. На всем ее протяжении чернелись фигуры лыжников и конькобежцев. В одном только месте она была свободна от льда. Фиолетовая вода бурлила и билась в берегах, грызла лея и отраженная отскакивала назад. Пар поднимался и оседал розоватым инеем на железные переплеты моста.
Здесь была фабрика. Остров, на котором она стояла, разрывал реку надвое. Течение шло на круто срезанный берег, и фабрика была похожа на огромный корабль, идущий против течения напролом. Ее четыре трубы подпирали сизое, зимнее небо, разбрасывая по нему свои собственные облака. Фабрика была выстроена в 1913 году по последнему слову тогдашней индустриальной архитектуры. Ее тяжелые корпуса подминали под себя землю. Хозяин фабрики, замоскворецкий богач и старовер, построил себе на заднем дворе патриархальные деревянные хоромы, отгородив их от хмурых корпусов густыми кущами; деревьев. Здесь, в этом уютном и тесном замоскворецком тереме, теперь устроили клуб, и здесь же началась и кончилась наша история об Александре и Александре. Вечером десятого января при редкостном стечении публики в клубе началось представление. Оно было не совсем обычно. Когда занавес распахнулся за ним не оказалось ни пыльных декораций, ни стола, одетого в красное сукно. Посреди сцены стоял матерчатый балаганчик. Он походил на знаменитую избушку на курьих ножках и занимал всего-навсего два шага в длину и столько же в ширину. Когда в зале кончили откашливаться последний безбилетный мальчишка был с позором изгнан за дверь, тонкий голос неожиданно и звонко прокричал:
«Внимание, внимание:
Сегодня представленье,
Кавалерист Петрушка,
Неожиданные разоблаченья
Злодеяний среди игрушек!»
Традиционная, красноносая кукла Петрушки показалась из - за колеблющейся стены, но не захлопала, как водится, в ладоши, а лихо взмахнула грозной жестяной сабелькой. Представление началось.
Над стенами шаткого балаганчика показывались сегодня не забавные похождения дурака Петрушки, а трогательная даже в передаче неуклюжих кукол любовь молодой парочки. Под щемящий напев гармоники двигались куклы, работали, ссорились, целовались.
Сначала их было двое.
- Мы поселимся вместе, когда достроят этот дом, - сказала девушка, указывая на грубо намалеванные контуры стройки.
- Да, - ответил юноша, - когда я стану мастером.
На сцене появилось понятное рабочим игрушечное изображение одного из цехов фабрики. И здесь парочка работала вместе. Их окружали форсистая кукла с трубкой в зубах, добродушный, старичок, подкрепляющийся постоянно из сорокаградусной бутылки, и другие. Против девушки обнаружился целый заговор. И добродушный старик, и форсистая кукла, и даже возлюбленный девушки превратились в ее злейших врагов.
Сначала все происходящее было непонятно, но когда кукла добродушного старика хлопнула по плечу главного героя и пропищала:
- Приходи ужо, устроим на лужайке детский крик, - то из глубины зала раздался искренне удивленный возглас: - Да ведь это ж я!
Весь зал обернулся к старику Гурьеву. Не только он сам угадал себя; и его и остальных действующих лиц узнал весь зал. Все они были на лицо:
в третьем ряду сидел Александр Крылов, весь подавшись вперед, схватившись руками за колени, откинулся в темную нишу окна нарядный Лешка с пустой трубкой в зубах. Здесь и краснощекая женорганизаторша Киселева, застывшая со шпильками в зубах и с распавшимися волосами, и толстяк директор, озирающий всех неизвестно почему торжествующим взглядом, и чернобровая Зина.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.