Схватка взглядов

Любовь, семья, личная жизнь – самые, пожалуй, взрывчатые темы для разговоров, и поэтому такой взлет споров вызвали статьи о психологической и сексологической культуре любви («Смена» №№ 1 и 3). Авторы большинства откликов одобряют их, примерно десятая часть откликнувшихся резко возражает. «За» выступает в основном молодежь и люди зрелые, «против» – больше пожилых и зрелых, чем молодых. И у тех и у других есть интересные мысли, важные предложения, те и другие увлеченно отстаивают свои взгляды – самые разные, часто противоположные.

«Не там корень зла, где его пытается найти Ю.Рюриков, – пишет двадцатилетний Николай Никишин из Ворошиловграда. – Любовь перестала совмещаться с супружеской жизнью. Сейчас для девушки важно не найти свой идеал любви, а найти человека, способного приобрести для нее золото, хрусталь, квартиру, машину. Мещанство – вот главная черта... Культ вещей победил любовь».

Девушки не остаются в долгу у такого «женоненавистничества». «Сейчас, мне кажется, нет настоящих парней, – пишет двадцатитрехлетняя Лариса Обухова из Карпинска Свердловской области, – все какие-то наглые и пошлые. Сколько я видела пьяных парней, да притом еще и обросших, – как тряпки какие, а не люди. И девушки не лучше, – продолжает она, – Редко сейчас встретишь скромную и имеющую собственное достоинство девушку. Многие стали уподобляться парням, курят, матерятся и даже совсем молоденькие, по 15 – 16 лет!»

Мне кажется, и Николай и Лариса «перехлестывают»: и среди ребят и среди девушек есть хорошие, душевные, интересные люди, и их, разумеется, не меньше, чем людей с вывихнутой или пустоватой душой, просто крайности больше бросаются в глаза, иногда даже заслоняют людей нормальных. Никогда не надо принимать часть за целое. Но, наверно, главное в этих письмах то, что их авторы ищут корни нынешних болезней любви, ищут требовательно, взыскательно. Несколько авторов писем говорят о тех переменах в нашей психологии, о которых шла речь в первой статье. Д. И. Бурлюк из Сумской области пишет: «Что бы то ни было, природа человека, человеческое сердце всегда останется прежним».

Ветеран войны и труда из Белгорода В. Д. Некрасов уверен, что я исхожу «из принципиально неправильных посылок», считая «полюсы психологических сдвигов», перегрузки от ритма жизни, минусы урбанизации основными причинами семейных бед. В.Д.Некрасов вообще, по-моему, с маху отзывается о статье: «Она еще более запутывает и так недостаточно ясную тему», у автора «мещанское, мелкобуржуазное понятие о любви и семье», он «представления не имеет о настоящей большой любви», слишком «индивидуализирует» и в то же время «стандартизирует» какие-то слои души «вместо того, чтобы воспитывать у молодежи уважение и бережное отношение к любви». И многое в том же тоне... К сожалению, избыток резкости в этом письме сопровождается нехваткой вескости: ни одно свое обвинение В. Д. Некрасов не подкрепляет доказательствами.

Однако большая часть авторов писем согласна с тем, что нынешний век НТР и урбанизации действительно во многом изменил нашу жизнь и, следовательно, характер отношений между людьми, в частности, в семейном быту. Ритм жизни убыстрился, вызвав «взрыв перемен», «взрыв контактов», «взрыв информации». Наша психика старается сэкономить нервную энергию, вырабатывая эмоциональные стандарты, отчего чувства теряют в своей индивидуальности. Зато у некоторых натур идут прямо противоположные явления: усиливается своеобразие интересов, привычек, поведения, чувства утончаются: наряду со стандартизацией идет индивидуализация человека.

Э. Малахова из Волгограда считает, что 70 процентов теперешних семей созданы не по любви, а раз так, «нечего и говорить о любви, а надо писать лишь о том, как сохранить семью». О любви у нас говорят слишком много, считает она, и как раз поэтому смертность ее стала рекордной. «Ее, сердешную, до того разобрали и раскрутили по винтикам и пружинкам, что тем самым и убили! Все, что можно сознательно построить, сберечь, сохранить, – все это, конечно, хорошо, но к любви не имеет ни малейшего отношения, – говорит Э. Малахова. – Потому что чувство это слишком непосредственное, оно лишено всякого расчета и умничанья...»

У М. Резина из Свердловска позиция кое в чем похожая. «Чувства, о которых идет речь в статье, – пишет он, – это не любовь. Можно говорить о симпатиях, привязанностях, взаимоуважении, очарованности, наконец. Всем этим чувствам так хочется притвориться любовью в статье нашего автора, но все это лишь составляющие любви, и заменить любовь они никогда не смогут».

Вот еще несколько мнений о любви и о ее болезнях. «Любовь бывает самая разная, – пишет В. Сескутов из Вольска. – У многих из нас любовь материальная, ищущая выгод, всегда требующая «дай»! И когда начинается жестокий отбор – или возвышенное без материального, или материальное без возвышенного, – любовь пасует, улетучивается ». В. Сескутов верит и в другую любовь – «в самую прекрасную, возвышенную, свободную от предрассудков страсть. Она ничего не просит, не требует у нас и не дает нам «наполненного златом» сундука счастья, но дает неизмеримо больше: воз-

можность чувствовать, что мир прекрасен, что есть на свете человек, одна мысль о котором вызывает наслаждение».

У девятнадцатилетнего С. Кулаева, ефрейтора-пограничника, взгляды резко отличаются от взглядов других читателей. Он полон романтической и максималистской веры в смертельный накал любви, он думает, что она бывает только одного рода. «Любовь должна быть сильной и жестокой, – говорит он, – во всем своем естестве. Любить может только сильный человек, готовый отдать за любимую жизнь, а при утрате любимой – покончить с жизнью, а не искать ей замену».

По-моему, это сужение любви до острия бритвы. По-моему, любовь – как бы внутренняя тень человека, ее характер повторяет его характер, и разные люди любят по-разному. Есть и такая любовь, о которой говорит С. Кулаев: любовь-самосожжение, любовь-мина, готовая взорваться в душе и испепелить человека. Но какая же это любовь, если она «должна быть жестокой»? Любовь – это антижестокость, это самое тугое сгущение доброты, человечности; жестокой может быть только больная, вывихнутая любовь или подделка под любовь. По-моему, прав М. Резин: «Не верю в разговоры о любви, если любовь к одному сочетается с жестокостью и подлостью к другому. И подонки склонны к сильным чувствам, настолько сильным, что могут поступиться жизнью. Пусть это будет испепеляющее чувство, но это оборотень любви». Влечение мужчины и женщины только тогда любовь, говорит М. Резин, если это любовь к Человеку в любимом человеке. «А к этому есть единственный путь – воспитание человеколюбия. Не образование, не психологическая грамотность, не половая осведомленность... Совершенно пустое – говорить о культуре любви, не беря во внимание культуру человеческих отношений».

Он прав: любовь – не просто тяготение к человеку, пусть самое страстное, полыхающее. Любовь – по самой сути своих чувств, по всей своей психологии – это отношение к другому человеку как к себе самому; это такая настроенность всего подсознания, всей души, когда все в другом человеке

дорого тебе не меньше, чем ты сам, а то и больше...

Любовь – в принципе не эгоистическое чувство, не чувство для себя; она подспудно тяготеет к равновесию двух «я», это чувство для себя и для другого сразу. И человеколюбие – стержень любви; пожалуй, именно здесь лежит ее главная эмоциональная сердцевина и главное отличие от других влечений. И это не моралистика, не проповедничество: просто у любви такая вот психологическая суть и плоть.

Паруса чувств и моторы сознания

А теперь вернемся к мысли Э. Малаховой: «Все, что можно сознательно построить, сберечь, сохранить, – все это, конечно, хорошо, но к любви не имеет ни малейшего отношения». Это очень ходовое мнение, в него верят, наверно, многие миллионы людей. И в самом деле, любовь – чувство, состоящее прежде всего из бессознательных или полуосознанных тяготений, и главная резиденция любви – это наше подсознание, а не сознание, глубинные эмоциональные зоны души. Это касается, кстати, и влюбленности, и симпатии, и любого эмоционального влечения.

Но у любви есть как бы два измерения – внутреннее: любовь-чувство, жизнь наших эмоций – и внешнее: любовь-отношение, поведение любящих, то, как они относятся друг к другу. Оба эти измерения влияют друг на друга, усиливают или разрушают друг друга. От любви-чувства зависит, какими станут будничные отношения у двух людей, но еще больше судьба их чувства зависит от повседневных отношений людей, от их поведения. И то, что здесь можно сознательно построить и сохранить, имеет самое прямое отношение к чувству (к любви или к симпатии, привязанности). Любовь-отношение может быть сторожем, а может быть убийцей любви-чувства. Любовь – именно потому, что это чувство безотчетное, – требует от нас постоянного охранения и бережности. Наша психология сейчас так изменилась и усложнилась, что на одних парусах чувств далеко не уплывешь: им в подмогу нужны моторы сознательно создаваемой душевной близости, совместимости. Другого пути сохранить любовь для нынешнего человека нет, и тут приходится выбирать: или сознательная – и очень трудная – помощь своим чувствам, или их крушение, гибель.

Те, кто отстаивает независимость любви от сознания, не поняли, наверно, одной чрезвычайно важной вещи, которая перевернула почти все в психологическом обиходе семьи. У нынешнего супружества новый и небывало сложный психологический фундамент: не просто влечение чувств, как раньше, а многозвенная личная совместимость двух людей: совместимость их чувств, характеров, темпераментов, интересов, идеалов, совместимость привычек, поведения... И сохранить симпатию, привязанность, любовь – значит изменить их, свить с другими нитями близости – душевными и духовными. Безотчетные чувства сегодня могут выжить – или отдалить свое угасание – только как часть этого многослойного сплава.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.