Любэ еще не спит. Он с удивлением смотрит на запыхавшегося Дагобера, на лице которого застыла радостно - восторженное чувство.
Дагобер быстро вводит секретаря в курс дела.
Слушая комсомольца, Любэ сдвигает брови. Большие черные глаза впиваются в лицо говорящего. Мысли обгоняют слова. Светло - синяя жила на лбу багровеет.
Значит, случилось именно то, чего он боялся. Он сжимает руку своего собеседника.
- Спасибо, хорошо! Блестяще! Ты настоящий человек. Нам удалось отстоять кооператив. Теперь, мой мальчик, мы поступим так: опорожнив сундучок, мы положим его на место, а через недельку, другую опубликуем документы в «Юманите», и полиция подпрыгнет от злости, как тигренок, ужаленный змеей. А теперь скажи мне, кто из вас провокатор?
Перед глазами Дагобера мелькают лица товарищей. Тяжелый, неповоротливый, точно сошедший со страницы юмористического журнала - отец Мотье. Седые усы, добрые глаза. Нет, такой не изменит. Маленькая, суетливая старушка - кухарка, верящая в дьяволов, привидения и леших. Конечно, не она. Тогда кто же? Елена? Дагобер злится за подобное предположение. Кто же? Не Марке ли? Скрытный, маленький, влюбленный в трубку из черного дерева. Не он ли?..
Дагобер смущен. Имеет ли он право назвать человека провокатором без данных, без фактов, только по подозрению?
- Ну, говори, - настаивает секретарь, - кто же?
- Марке, - шепчет Дагобер, неохотно выпуская это имя изо рта и, внезапно осознав свою ошибку, краснеет.
- Марке! - ударяет кулаком по столу секретарь. - Не может быть! На чем основано твое подозрение?
- Он странный какой - то. Чрезмерно скрытный и осторожный. Держится как - то не по - товарищески. Имеет такой вид, словно сел в чужие сани...
- Гм... дачных для обвинения мало, - замечает Любэ. - Хотя этот самый Марке и происходит из довольно подозрительной семьи. Не то сын старьевщика, не то лавочника. Впрочем, я его знаю давно. Он работал при нашей ячейке и работал недурно. Хотя... надо быть осторожным. Наблюдай за ним и в случае чего - сообщи. Тебя в кооперативе считают беспартийным. Я надеюсь, что ты никому не проговорился о себе, и потому, если провокатор среди вас имеется, он меньше всего будет обращать внимания на тебя.
Дагобер не знает, куда запрятать глаза. Смущается еще больше.
- В чем дело? Почему ты волнуешься? - нарушает молчание секретарь.
- Я не виноват. В том - то и беда, что я проговорился. Я рассказал обо всем Елене.
Секретарь сердито пожимает плечами.
- Кто тебя тянул за язык? Почему ты рассказан?
- Видишь ли, - почти шепотом докладывает Дагобер, - я никогда раньше не думал, что это может случиться со мной. Но я полюбил Елену и в разговоре проболтался. Трудно скрывать что - либо от любимой женщины.
Любэ хмурится. Прощаясь с Дагобером, он повторяет:
- Помни, что через несколько дней будет собрание пайщиков; если полиция решила нас ударить, то, несмотря на все провалы лавочников, она сделает это именно сейчас, до собрания. Жаль, конечно, что ты проболтался Елене, хотя она и честный партиец, но все же и товарищу доверять такие вещи нельзя. Прощай.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.