Хайрулло поднялся, грузно покачиваясь и что - то шепча пошел к выходу. За ним торопливо вскочил Бабаджан и поддержал его под руку.

- О, какие божественные, какие прекрасные мысли у вас! - донеслась уже извне восхищенная болтовня.

На площадке чуть тлел костер, и лишь один часовой - тот самый долговязый джигит - сонно сидевший у костра, из - за предосторожности его не разводил, хотя ночь была довольно свежая. На земле белели кости от недавнего ужина, храпели в саду засыпающие кони, а джигиты, кутаясь в ватные халаты и прижимаясь друг к другу и к оружию, уже спали.

II

В мечети остались Гулистан и Кара Исмат. Они сытно поужинали и теперь молча сидели у сандала, кровавые угли в котором покрылись уже пеплом. Ночная свежесть просочилась в двери, и они оба еще ближе придвинулись к теплу, так что чалмы их соприкасались. Так, думая об одном и том же, они просидели бы до утра, если бы в двери шумно не ввалился сияющий Бабаджан.

- О чем задумались? - залепетал он. - Нехорошо, нехорошо... Я видел спальню, обитую чудесными коврами... Знаете: в горах цветы, в спальне цветы... А сколько у него жен?! Как чудно, право! «Ваши жены - ваше поле; ходите на то поле, когда того хотите». Знаете что? - он, кружась, подсел к Гулистану. - А почему бы нам не провести эту ночь на вашем поле? Такую ночь... хи...

Кара Исмат вздрогнул:

- Советник прав, - сказал он, - огонь потух - неуважение к гостям!

Гулистан испуганно смотрел на обоих, на кончик маузера, предупредительно выдвинутого Кара Исматом, хотел что - то возразить, но вместо того сказал, смеясь хитрыми глазами:

- Я, я рад услужить, рад... Я сейчас прикажу... - и ушёл.

Кара Исмат только теперь стал разоружаться. Он расстегнул широкий английский пояс, отцепил маузер и ленту с патронами, потом снял верхний выездной халат с золотыми звездами меж лунных цветов и остался в нижнем, более простом и легком, на котором на серебреной нити висел зашитый треугольником Джавшан. Амулет этот был подарен ему придворным ишаком перед отъездом из Кабула, и он верил, что только благодаря амулету еще живет и борется на советской земле.

Раздевшись, он утонул в подушках, а оружие положил возле. Сейчас он совсем не помнил уже о раненых, и где они, и что с ними. Он, может быть, досадливо отмахнулся бы, если бы ему сказали, что некоторые из них в ту минуту умирают и что последнее слово их - проклятие ему. Случайно вспомнил о часовых, которых оставил у могилы Мирабад - хаджи и которые ничего не ели вот уже больше суток. «Испытание - строгое мерило человеческой преданности» - думал он всегда, когда джигиты его испытывали лишения.

Было тихо. Снаружи донеслись: сонный крик петуха, детский плач шакала в овраге за аулом, где гнила падаль, и лиственный шорох. Бабаджан прислушался к этим ночным звукам и, вытянув шею, что - то вспомнил. Он давно не слышал таких мирных звуков; они пробудили в каком - то далеком закоулке его души необыкновенное забытое им чувство. И чем больше он думал об этом, тем больше пугался наступившей тишины. Наконец, быстро приседая и притопывая ногами, закружился по мечети...

- Якта, дута, сета - а...

Оглянулся вокруг и застыл в этом движении, с вытянутыми вперед руками и наклоненным корпусом. На стене металась чудовищная, нелепая тень; вправо, влево...

Пытался не смотреть на нее, бежать куда попало, но тень маячила на стене, упорно бежала за ним. Ослепленный страхом, не заметил, как наткнулся на Кара Исмата и тяжело упал.

Кара Исмат хотел рассердиться и, взяв его за ворот халата, выбросить на свежий воздух, но увидав растерянное выражение его лица, расхохотался.

- Что с тобой, советник? Xa, xa!

- О, нача - альник, страшно здесь, - сказал Бабаджан дребезжащим голосом и протянул ему правую руку.

Ладонь руки вся была в зеленой, дурно пахнущей пыли, и губы его были в той же пыли, и нос, и лицо.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.