Из задумчивости меня вывела партия девчонок школьного возраста.
- Утопленник, утопленник! - кричали они и тащили меня за рукав. Действительно, у самого берега лежал навзничь человек весь мокрый, очень посинелый, и на губах у него была пена. На шум собралась публика, ожидая от меня умелого оказания помощи. Я же, не предвидев случая, не разучил соответствующих приемов, и стал несчастному вертеть руки - ничего не выходит. Совсем смутившись, решился надавить покрепче коленкой на живот обмершего человека. Тут утопленник ожил, и начало его страшно рвать, даже обрызгал мне форму. Не успел я понять в чем дело, как из кустов вышел, пошатываясь, другой человек с кожаным картузом, полным воды.
- Спасибо тебе, товарищ, - сказал он, - протрезвил мне лучшего друга, я на него девятый картуз воды из родника таскаю, и нечего не получается...
В досаде на неудачного утопленника, я пошел отмывать костюм, а пьяницы опять начали выпивать, закусывать и петь песни. Ушел я в заросли кустов, на опушке леса лег и стал мечтать о будущей коммунистической жизни, чтобы забыть неудачный день. Но будущее представлялось плохо, в голову лезли одни распределительные карточки, какие были в 1919 году. Бросил я обо всем думать. Стал рвать осоку и устраивать «петухи». Натянешь осечку промеж больших пальцев, дунешь, и получается музыкально и «кукареку» и «ува». Не успел себя развлечь, как выбегают ко мне две барышни, и так диковинно им - сидит человек в торжественной форме, а надувает, что есть силы, «петуха». Фыркнули барышни и невежливо расхохотались. Я окончательно расстроился и ушел.
У трамвайной остановки еще не было тесноты, но я заметил любопытное движение публики. Пригляделся и вижу: подвыпивший гражданин очень крепкого телосложения и мрачного вида, ходит вокруг и цапает молодых людей по уху, барышень - по прическе, кого посолидней - за пиджак. Милиционера поблизости нет, и публика разбегается в панике.
Одна барышня, заметив мою форму, ухватилась за меня со слезами. Таинственный гражданин у нее вырвал сумочку и намеревался закинуть повыше на дерево. Тогда я подошел и решительно остановил его руку:
- Дорогой товарищ, будьте любезны, отдайте дамочке сумочку и ведите себя прилично, надо быть культурней, - говорю спокойно и миролюбиво.
Гражданин кладет на землю сумочку, отходит, покачиваясь, на три шага; вдруг подскакивает обратно и бьет меня по физиономии. Гляжу я на него одним глазом (в другом черные звезды скачут) и думаю: что мне с ним делать? Вступать в драку - некультурно. Спустить так - обидно, «заехал» он здорово. Нетронутым ухом, в котором звону нет, слышу - публика ропщет. Будь я в штатском, ох и заехал бы я ему обратно в ответ. Хоть он и дюжей меня, но под хмелем нет у него точного чувства прицела, и плохая ориентация. Но что же тут делать? Милиционера ждать, или ударить разок для восстановления комсомольского авторитета? И стал я выбирать глазом место для удара. Бить буду боксом - культурней...
Не успел до конца обдумать, чувствую померк в глазах свет и ощущаю, что лечу... Пришел в себя только в милиции. Это он меня без точности прицела, без всякой ориентации по второму уху...
Дорогие товарищи, сижу дома и не могу взглянуть на себя в зеркало: одна щека опухла вправо, другая, наоборот, влево, очень страшный вид, «не к чему» форму одеть. Сижу и очень скучаю. Напишите, у кого какие приключения были в новой форме?
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
От советской гавани до Хабаровска. Продолжение