Досмотр заканчивался. В зале, освещенном голубоватым светом неона, оставалось несколько человек. Тарасов снял очки, помассировал пальцами переносицу; резь в глазах прошла. Он окинул взглядом оставшихся: судя по количеству багажа, работы будет немного. Впрочем, это судно, регулярно курсировавшее между Одессой и одним из турецких портов, редко когда доставляло таможенной службе много хлопот. Но тот день был одним из «пиковых»: три пассажирских. несколько сухогрузов – смена работала почти без перерыва. Час назад Тарасов залпом выпил подряд две чашки теплого горького кофе. Это взбодрило, но ненадолго.

В такие дни он возвращался домой выжатым как лимон, садился в кресло, закрывал глаза и пытался отключиться. Но это удавалось редко. Бесконечной чередой перед ним плыли лица, разные лица – улыбающиеся. недоверчивые, радостные, подобострастные, надменные... Тогда он думал, что, наверное, зря отказался от педагогической работы и пришел в таможню. Но ведь он и не мог особенно выбирать: коммуниста Тарасова рекомендовали на эту работу партийные органы. И все-таки он так думал.

...Перед ним стояли двое. Последние. Гладко, до синевы выбритые молодые лица, на обоих узкие темные пиджаки, брюки под тон, сияющие белизной сорочки. У первого, высокого, горбоносого, на безымянном пальце перстень. Он спросил у высокого декларацию, тот переложил дипломатку в левую руку и протянул Тарасову заполненную бумагу, улыбнулся, проговорил на плохом английском:

– Я и мой друг знаем правила.

Тарасов тоже ответил улыбкой, но про себя отметил: «Нервничает, чего-то боится, и лоб влажный, а ведь здесь не жарко. Впрочем, может быть, ерунда какая-нибудь».

Тарасов начал досмотр с большого кожаного баула: свитер, брюки, сорочки, полотенца, несессер, сигареты... Мягкие стенки, прощупываются по всей площади. Все нормально. Тогда почему он боится? Правда, осталась дипломатка. Владимир Павлович показал на нее: пожалуйста, это.

Высокий вздрогнул, судорожно сглотнул слюну. Натянуто улыбнулся:

– Пустяки, сувениры друзьям...

Осторожно положил дипломатку на стол. Достал ключ. Тарасов подвинул портфель к себе. Тяжелый. Содержимое же не вызывало подозрений – грошовые статуэтки, открытки, наборы лезвий, бутылки виски, дверной замок... Но откуда такая тяжесть? Он скользнул пальцами по внутренней стенке крышки – она должна быть мягкой, а у этой внутри, наверное, жесткая прокладка, зачем? У дна – тоже. И глубина портфеля подозрительна, слишком мелкая. Он чувствовал: здесь что-то не то.

– Придется вскрыть подкладку, – сказал он.

Под подкладкой крышки и в двойном дне портфеля в специальных ячейках были спрятаны переложенные тканью, чтобы не звенели, золотые монеты. Много золотых монет, на сумму около 80 тысяч рублей.

Это было в ту пору самое серьезное дело у Владимира Павловича Тарасова. После него он раз и навсегда отбросил всякие сомнения по поводу Правильности своего жизненного выбора, целиком посвятив себя таможенной службе – делу неимоверно сложному, специфичному, но очень и очень важному, как, впрочем, и каждое дело, так или иначе связанное с охраной государственных интересов.

С годами приходил опыт, ему поручали все более ответственные участки работы. В его послужном списке числятся десятки крупных дел вроде того. одесского. Ныне Владимир Павлович – начальник Находкинской таможни. А Находка – один из крупнейших морских портов на Дальнем Востоке. А вскоре, с вводом на полную мощность порта Восточный, Находка должна стать главными морскими воротами страны.

Обстановка кабинета Тарасова сугубо деловая – массивный стол, стулья вдоль стен, карта акватории порта. Сам Владимир Павлович, высокий, сутуловатый, медленно расхаживает по комнате, то и дело подходя к окну, которое закрывать он, видимо, просто не привык, несмотря на изрядный мороз на улице. Рассказ его лаконичен, деловит.

– Мы, таможенники, осуществляем контроль за соблюдением государственной монополии внешней торговли. Но, если еще в недалеком прошлом таможенный инспектор полагался в основном на свою интуицию и опыт, то сейчас мы используем также и технические средства контроля. Большинство из работников таможни имеют сейчас высшее образование, владеют иностранными языками.

Вскоре мы смогли убедиться в этом сами, присутствуя при очередном досмотре. Один из молодых инспекторов, комсорг таможни Геннадий Тищенко, легко объяснялся с пассажирами на английском и японском языках. А его коллега Сергей Филатов владел еще и китайским. Впрочем, для хорошего инспектора таможенной службы этого недостаточно. Нужно знать множество самых разных вещей и наук: разбираться в искусстве, металловедении, технологии издательского дела (в обложке невинной с виду книги может быть спрятана брошюра антисоветского содержания) устройстве судов самых различных конструкций, причем это необходимо знать досконально, вплоть до назначения каждого механизма и прибора. И, конечно же, каждый инспектор – это прежде всего психолог, которому, несмотря на самые последние достижения науки, пришедшие ему на помощь, очень нужны и интуиция и наблюдательность. Ведь по манере разговора, выражению лица, движениям рук и прочим мелочам, не поддающимся оценкам приборов, можно, зная основы человеческой психологии, законы взаимосвязи психики, мышления и физиологии, судить о внутреннем состоянии человека.

Тарасов достал из своего сейфа и положил перед нами на стол круглую печать. На ней была вытиснена надпись «Хунчунская таможенная застава» и изображен двуглавый орел.

– Царская, старая. Храним как реликвию. В давние времена владел ею некто Бросов, из казаков, занимавший ту же должность, что и я сейчас. Человек, по преданию, был удивительной проницательности, боялись его контрабандисты смертельно. Говорят, он даже не спрашивал капитанов, что у них на борту, а определял это по запаху, наличию мух на судне, состоянию матросской одежды и другим, одному ему понятным и видимым признакам. Чтобы его убрать из таможни, говорят, контрабандисты никакими средствами не гнушались, даже далекое начальство Бросова подкупали. Не вышло. Словом, талантливый был человек в своем деле. Правда, ему и работалось несравненно легче, ассортимент контрабанды был уже нынешнего – ткани, кость, пряности, специи, опиум, еще кое-что.

Мы видели образцы контрабандной «литературы», отпечатанной массовыми тиражами, порой спрятанной под обложками с названиями произведений классиков мировой литературы, авторов, чьи имена святы для каждого порядочного человека. Поистине безмерна изобретательность вдохновителей контрабандного антисоветизма – они ухитряются даже налаживать выпуск джинсовой ткани, перечерченной антисоветскими измышлениями: авось, удастся сбыть эту ткань, а доверчивые мальчики и девочки, не умеющие читать по-английски, нашьют из нее брюк и юбок и будут щеголять в них по улицам... День был относительно спокойным. В порту швартовалось пять судов, покидали Находку три. Тарасов предложил нам отправиться с одним из нарядов таможни, который следовал к только что подошедшему иностранному торговому судну. В составе группы инспектора Геннадий Тищенко, Анатолий Викулов, Виктор Степанович Есликов, пограничники, представители санитарной инспекции. В руках у Викулова сверток. Интересуюсь у него: что там?

– Комбинезон. Иначе нельзя, в очень уж некомфортабельных условиях порой приходится работать.

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.