Каждый раз, когда мы, армейские хоккеисты, возвратившись из очередной поездки, приходим в родной Дворец спорта на Ленинградском проспекте, дежурный вручает мне довольно увесистую пачку разноцветных конвертов. Я пробегаю глазами обратные адреса: Ленинград, Новосибирск, Харьков... А вот письмо с иностранным штемпелем: Стокгольм, Швеция. Вот еще: Чехословакия, Канада, Финляндия, США... Писем в последние годы приходит все больше и больше. Адрес на некоторых конвертах предельно лаконичен: «Москва, Третьяку». И письма находят меня.

Я связываю это с растущей популярностью хоккея, чему, безусловно, способствовали серии наших встреч с канадскими профессионалами. Хоккей во многих странах стал одним из самых любимых видов спорта, а хоккеисты – самыми известными спортсменами.

Дома я распечатываю конверты и знакомлюсь со своей почтой, хотя, должен сказать, содержание многих писем знаю наперед. Молодые люди, мечтающие стать хорошими хоккеистами, спрашивают о том, как выработать реакцию, выдержку, как постичь все тайны спортивного мастерства. Меня просят рассказать о том, как я пришел в хоккей, как учился в школе, как сумел стать вратарем сборной СССР. Этих вопросов о моих первых шагах на большом льду, пожалуй, больше всего. Итак, как я стал вратарем...

Летом 1967 года в команде ЦСКА было три голкипера – Виктор Толмачев, Николай Толстяков и Владимир Полупанов. Старшему тренеру Анатолию Владимировичу Тарасову потребовался четвертый – для того, чтобы плодотворнее проводить тренировки. Я в то время учился в детской спортивной школе ЦСКА и даже не мечтал о том, чтобы играть в команде Тарасова. Тогда там были такие великие мастера, как Константин Локтев, Александр Альметов, Вениамин Александров, Анатолий Фирсов... Мог ли я, 15-летний мальчишка, думать о том, чтобы быть рядом с ними?

И вот представьте мое состояние, когда в один прекрасный день Тарасов говорит тренеру нашей юношеской команды:

– Пусть мальчик приходит на занятия мастеров.

И. показывает на меня. Я прямо оцепенел от неожиданности.

Так я стал тренироваться в знаменитой армейской команде, которая много раз становилась чемпионом страны, неоднократно выигрывала кубок СССР и всегда поставляла больше всего игроков в сборную. Как я старался! Во время игр бросался за каждой, даже самой безнадежной шайбой. Наравне со всеми бегал и выполнял все упражнения. Возил своим новым друзьям яблоки из нашего сада. Я начал нарочно косолапить, подражая Евгению Мишакову. В разговоре старался ввертывать любимые словечки своих кумиров. Носил за ними клюшки. Хотел во всем быть похожим на них.

Я был горд тем, что живу в пансионате ЦСКА на Песчаной улице, что мне разрешают переодеваться в раздевалке рядом с известными хоккеистами. Дней пятнадцать продолжалось тогда это немыслимое счастье.

– Давай, мальчик, старайся, – одобрительно похлопывал меня по плечу Тарасов. И это звучало как высшая похвала.

Но в середине июля праздник кончился. Команда уехала на юг. Естественно, без меня. Я продолжал выступать за юношей. Мы стали чемпионами Москвы. В Новосибирске я впервые получил приз лучшего вратаря страны среди юношей. Еще до этого тренеры сборной молодежной команды СССР брали меня вторым голкипером на чемпионат Европы в Хельсинки. Выступление наше было признано неудачным: мы заняли второе место, а ведь взрослая сборная уже успела приучить всех только к победам. Любое другое место, кроме первого, расценивалось как неудача.

Зато через год на молодежном чемпионате в Гармиш-Партенкирхене (ФРГ) мы добились победы! После этого чемпионата я пришел в наш армейский Дворец спорта, и тут меня снова окликнул Тарасов. «Наверное, хочет поздравить», – подумал я. Но тренер строго посмотрел и спросил:

– А вы, молодой человек, почему не на льду?

С этого дня вся моя жизнь пошла по-новому.

Тарасов поставил перед собой цель: сделать меня лучшим вратарем. («Лучшим в стране?» – спросил я. Анатолий Владимирович с недоумением посмотрел на меня: «В мире! Запомни это раз и навсегда».) И мы начали работать. Сейчас мне порой даже не верится, что я мог выдерживать те колоссальные нагрузки, которые обрушились тогда на мои еще не окрепшие плечи. Три тренировки в день! Какие-то невероятно новые, специально для меня придуманные упражнения. И еще МПК – «максимальное потребление кислорода». Это наше фирменное, армейское упражнение: бешеная беготня по всей площадке. Быстрее, еще быстрее! Ребята говорили с состраданием: «Ну, Владик, ты своей смертью не умрешь. Тебя эти тренировки доконают».

На занятиях десятки шайб почти одновременно летели в мои ворота, и все шайбы я старался отбить. Все! Я играл в матчах едва ли не каждый день: вчера за юношескую команду, сегодня за молодежную, завтра за взрослую. А стоило пропустить хоть один гол, как Тарасов на следующий день спрашивал: «Что случилось? Ну-ка, давай разберемся». Если виноват был я, то неминуемо следовало наказание, все уходили домой, а я делал, скажем, пятьсот выпадов или сто кувырков через голову. Я мог бы их и не делать, ведь никто этого не видел, все тренеры тоже уходили домой. Но мне и в голову не приходило сделать хоть на один выпад или кувырок меньше. Я верил Тарасову, верил каждому его слову. Наказание также следовало, если я пропускал шайбы на тренировке. Смысл, я надеюсь, ясен: мой наставник хотел, чтобы я не был безразличен к пропущенным голам, чтобы каждую шайбу в сетке я воспринимал как ЧП.

Тренер постоянно внушал мне, что я ничего из себя не представляю, что мои удачи – это удачи всей нашей команды. И тут я безоговорочно верил ему. И думаю сейчас, что если бы было иначе, то ничего путного из меня не получилось бы.

Тарасову я обязан многим. Он был для меня как второй отец, этот удивительный человек, которого канадские профессионалы называют «патриархом русского хоккея». Кстати, канадцы сейчас неспроста усиленно штудируют хоккейные учебники, написанные А. В. Тарасовым. Как прилежные школяры, они впитывают мысли советского тренера.

Фанатично преданный хоккею, переполненный смелыми, порой самыми фантастическими идеями, Анатолий Владимирович буквально заражал всех нас своей кипучей энергией, заставлял делать невозможное. Он удивлял каждый день новым упражнением, оригинальной мыслью, невиданной комбинацией.

– Ты думаешь, играть в хоккей сложно? – спросил меня Тарасов в самом начале нашей совместной работы.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.