Мы прижимались к стенам домов, перепрыгивая от порога к порогу. Мы размахивали белыми флагами, затылок одеревенел, словно впечатанный в цемент. В какой-то момент я взглянул во внутренний двор госпиталя и увидел лицо гвардейца всего в трех метрах. Он пристально смотрел на меня из-под новенького шлема, а солдаты из его команды пинками распахивали двери во двор и палили из автоматов в каждое помещение.

Когда мы шли вдоль стены кладбища, то услыхали переговоры гвардейцев через усилитель и увидели под одним из миндальных деревьев их штаб – и вдруг осознали, что Леон окружен. Я подумал, что многие из тех людей, которые помогали нам, в ближайшие сорок восемь часов, возможно, будут убиты.

Как в кино, неожиданно подъехал к нам белый вездеход «тойота», в нем сидели четверо вооруженных мужчин в масках. Машина резко затормозила, и человек за рулем, с забинтованными грудью и лоом, крикнул нам: «Vamanos!» – «Ну, идите же!» Он подождал секунду, вторую, крикнул еще раз, и в следующий миг Сьюзен и молодой испанский фотограф вскочили в открытую часть машины и сразу же пригнулись. «Тойота» тронулась и помчалась зигзагами через улицу прямо на перекрестный огонь, потом вдруг резко свернула влево в направлении пылающей рыночной площади.

Спустя десять минут «тойота» появилась вновь, за рулем сидел все тот же человек. Он снова крикнул «Vamanosl», приостановился, и трое: из нас вскочили в машину через распахнутую дверь – и я в том числе. Водитель высадил нас в Спокойном квартале, заполненном бойцами фронта освобождения.

Они стояли небольшими группами, подбегали к углам улиц, где были расставлены посты, прибегали назад и совещались. Они сражались двое суток и были совершенно измотаны.

Ими руководили темноволосый парень, копия актера Антони Квинна, лет двадцати семи, и хрупкий юноша в синей рубашке, в очках, с автоматом. Когда мы подошли, двойник Антони Квинна роздал мои сигареты товарищам, забрал себе оставшиеся в пачке и обрушился на фотографов: «Терпеть не могу этих проклятых фотографов!» Пятью минутами позже он с воинственным видом позировал вместе с другими партизанами. Они потрясали оружием в позе победителей. Он разорвал фотографию Сомосы, но когда один из парней собрался выстрелить в обрывки, руководители одернули его, сказав, что они не могут растрачивать на это патроны.

Немногим позже появился парень, который роздал скудные порции хлеба и фруктов, доставая их из синего парусинового мешка. Спустя четверть часа вдоль улицы медленно проехал водовоз, на ступеньках его кабины висели часовые. Машина останавливалась у каждой двери, и партизаны предлагали жителям брать воду – многие уже двое суток сидели без воды и электричества.

Занималось утро, в воздухе висел черный дым. Большинство повстанцев исчезли в других кварталах города, и мы снова остались одни, словно сделавшись жертвой собственного вымысла. Борьба, казалось, переместилась в Монимбо.

Стало тихо. Над нами планировал военный самолет, из установленного на нем мегафона донесся голос, предупреждавший, что город осажден и через час будет подвергнут бомбардировке.

Вскоре на город посыпались бомбы, и последующие часы мы были прикованы к своему убежищу. Мы пили томатный сок из банок; снаружи в это время шла война. Сандинисты заняли уличную баррикаду, гвардейцы с автоматами атаковали их. Где-то рядом рвались бомбы и гранаты. Хозяин лавки делился с нами сигаретами, кричал ребенок, жена хозяина купала дочку, и каждый раз, прекращаясь на миг, огонь сразу же начинался снова, пока не наступила долгая тишина, длившаяся, казалось, вечность. В действительности прошло-всего пять минут. Потом кто-то сказал, что все, вероятно, миновало.

Мы вышли наружу. Гвардейцы и сандинисты исчезли, а может быть, были мертвы. Мы глядели на растерзанные улицы, размахивали белым флагом, на цыпочках прошли мимо пожарной охраны, поднялись на холм к бензоколонке, где снова обнаружили гвардейцев, и поняли, что этот город тоже оцеплен.

Спустя три дня после боев в Масае я через Красный Крест получил весточку от Сьюзен: «Невероятно, что здесь творится. Лица людей изменились... Сотни молодых и старых мужчин молчаливо сидят и ждут, что будет. Гвардейцы проходят мимо и запросто выуживают одного, который курит сигарету. Другому тычут прикладом в ребра, его спрашивают, где он живет, что он тут делает, кто его друзья...»

За одну неделю на рынке в Масае построили новые дощатые павильоны. В следующий раз они легко загорятся, думал я, идя снова к Марко, поэту. Он был благодарен за то, что я пришел. Мы понимали Друг друга, потому что у нас был общий враг – национальная гвардия.

Гвардейцы между тем ушли в тень; они по-прежнему крутили пластинки в тренировочном лагере рядом с отелем «Интерконтиненталь».

На пляже в Сан Хуан Дель Сур остался стоять щит, на котором написано синими и белыми буквами:

СОМОСА НА ВЕКА.

На века?

Перевела с немецкого Ольга Соколовская.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.