Спектакль Театра имени Ленинского комсомола «Тиль», поставленный Марком Захаровым по мотивам замечательной книги Шарля де Костера «Тиль Уленшпигель». идет уже не первый сезон. Но интерес к нему не ослабевает. Как и прежде, новое поколение зрителей с тоской и надеждой смотрит на обладателей счастливых билетов: «Что вы, сегодня же «Тиль»!»

Секрет обаяния этого спектакля, пожалуй, во многом зависит и от того, что роль веселого, дерзкого сына угольщика Клааса. легендарного Тиля Уленшпигеля играет Николай Караченцов, артист редкой эмоциональной и душевной отдачи.

Смотревшие спектакль помнят, наверное, какие чудеса ловкости показывает на сцене Николай Караченцов. Но однажды в осенний вечер, когда артист играл Тиля так же раскованно и легко, как десятки, сотни раз до этого – бегал, прыгал откуда-то с верхотуры, точно циркач, плясал и проказничал, шел колесом вдоль рампы, – никто в зрительном зале не подозревал, чего стоило ему сегодня каждое движение, каждый жест.

В те дни о больной ноге Николая говорил весь театр – от вахтера до главного режиссера. Были назначены точные сроки сдачи нового спектакля «Юнона» и «Авось», где у Караченцова, большая ответственная роль. Сыграет или не сыграет?.. Особенно волновался хореограф спектакля Владимир Васильев: ведущий солист балета Большого театра знал, какие сложные танцевальные номера предстояло выполнять артисту. На репетициях он с беспокойством поглядывал на Николая. А тот как ни в чем не бывало, слегка прихрамывая, ежедневно появлялся в театре, выступая сразу в двух ипостасях – как исполнитель и сорежиссер спектакля совместно с Марком Захаровым. И в назначенный день он вышел на сцену. оставив хромоту среди закулисной пыли, и сыграл так, что опять же никто ничего не узнал о его травме.

В спектакле «Юнона» и «Авось», жанр которого определен Марком Захаровым как «современная опера», Караченцов играет Николая Резанова, русского путешественника и смельчака, личность историческую. Скупых архивных сведений о Резанове оказалось вполне достаточно, чтобы разжечь фантазию поэта Андрея Вознесенского, сочинившего о короткой и прекрасной жизни этого благороднейшего человека сначала поэму, а затем предложившего театру драматургическую версию.

В исполнении Караченцова граф Николай Петрович Резанов – личность сильная, незаурядная. Мечтатель и романтик в «испепеляющей душу любви» к очаровательной дочери сан-францисского губернатора Кончитте, он всегда помнит свой долг морского офицера и государственного деятеля. Долг россиянина, первым вступившего на калифорнийскую землю с мечтой о всемирном братстве народов. Артист не скрывает своего восхищения Резановым, который дорог ему со всеми своими воздушными замками. вспышками страстей, фантастическими прожектами. Легко переходя от лирики к высокой патетике. Караченцов поэтичен в спектакле и в то же время ищет для своего героя психологический подтекст. Задушевный, приятный голос артиста свободно льется в песне, стилизованной под старинный романс, ставшей лейтмотивом спектакля и частично лейтмотивом центрального образа:

Я тебя никогда не увижу,

Я тебя никогда не забуду.

В «Юноне» и «Авось» у Караченцова много выигрышных моментов, где можно было бы «показаться». Однако его никогда не покидает чувство меры. Это качество подмечено за артистом давно, в новом спектакле оно раскрылось с еще большей силой. Сыгранная, что называется, на одном дыхании роль Резанова и критикой и зрителями воспринята как самая большая удача спектакля.

О нем говорят как об актере умном, многоплановом, которому не страшно поручить любую роль. Действительно, если в «Тиле», «Юноне» и «Авось» он умеет делать практически все, то в ленкомовских «Жестоких играх», лучшей интерпретации пьесы А. И. Арбузова, Караченцов предстает актером совершенно иного склада. Жизнь духа – вот что важно для исполнителя роли таежного врача, отличного парня, энтузиаста и романтика 60-х Мишки Земцова. С первых же минут сценического существования, с первых реплик в доме московского кузена герой Караченцова держит зал, а в какой-то момент становится идейным центром спектакля. Словно о мальчике Кае и девочке Неле, их сложных отношениях с миром взрослых написал драматург и поставил режиссер пьесу, а не об удивительном человеке с неизменной гитарой и неисчерпаемым запасом грубоватых сибирских острот, в глазах которого застыло солнце!

Роль «сделана» Караченцовым по законам театра психологического реализма. Так могли играть во МХАТе. А ведь он оттуда, из мхатовской школы, где постигал секреты актерского ремесла под руководством интеллигентного и мудрого профессора Монюкова. Когда сегодня, может быть, из желания польстить Николаю, говорят, что он, дескать, всему учился сам, а в первые ленкомовские сезоны ни петь. ни плясать не умел, на сцене держался школяром. заученно повторяя режиссерские указания, в это не верится. После мхатовской-то студии! Другое дело. что актерская судьба его складывалась непросто. Хотя внешне все обстояло благополучно: полная занятость в текущем репертуаре, новые замыслы... Но чувствовал, что не нашел своего актерского почерка. Бывшие сокурсники иногда названивали: «Ну, как дела?» «Нормально». – отвечал он с большим сомнением. Чего ему не хватало? И сам не знал. Мучился. Метался. То убегал на радио – «звучать». то строгим, причесанным мальчиком с парадной улыбкой, этаким Гекльберри Финном в доме вдовы. выходил на концертную эстраду.

Не появись в театре в это трудное для актера время Марк Захаров, не разгляди он за внешней робостью, угловатостью, скромностью молодого артиста его потенциальные возможности из подмастерья стать наконец мастером, неизвестно, так ли зажглась бы на театральном небосклоне звезда Николая Караченцова.

Конечно, поручая актеру роль Тиля, Захаров шел на риск. Теперь это кажется странным, но тогда, в 1974 году. Захаров был. пожалуй, единственным человеком, кто в Николая верил. Да еще он сам. «Сыграю!» – упрямо твердил в черные минуты сомнений и в строгих музейных залах подолгу простаивал перед холстами старых фламандских мастеров, в тиши библиотек зарывался в книги, посвященные мрачному XVI веку, «эпохе великих смут». Он должен был многое познать, пережить, прежде чем Тиль, неукротимый. бесстрашный Тиль, вечно живой дух Фландрии, стал частью его судьбы. Сейчас трудно представить себе иного Тиля, как и Театр имени Ленинского комсомола без Николая Караченцова, а его самого вне коллектива ленкомовцев.

– В Караченцове ценю не только его голос, богатую фактуру, яркую типажность, – говорит Марк Захаров, – но прежде всего его волевой характер. Он всегда знает, чего хочет! Я верю ему, могу поручить в принципе почти все...

Собственно, только после «Тиля» смог сказать о себе Николай Караченцов: «Считаю, что мне повезло», – несмотря на свои почти четыре десятка ролей за десятилетие работы в театре.

А что было до этих сорока ролей, до Тиля, до мхатовской студии? С чего все началось? Естественно, с детства, прошедшего на Чистых прудах. В этом милом времени человеческой жизни у Николая было все, что может вместить мальчишеский мир: и ребячье озорство, и раннее, не по годам, чтение взахлеб, и удивительно нежные, искренние отношения с мамой. И мечты, мечты... Он мог стать водителем поездов дальнего следования («дороги тянули всегда»), мог стать спортсменом («обязательно чемпионом мира»). Правда, увлекался сразу несколькими видами спорта и никак не мог решить, что же ему делать: играть в футбол, заниматься прыжками в воду, боксом или фехтовать. Но клюшка и рапира ушли, остался театр. Единственный. Однажды и навсегда обретенный.

Еще. правда, кино и телевидение, благодаря которым об одаренном актере Караченцове узнали миллионы людей. Впрочем, отношения с кинематографом у него долго не складывались. Караченцова «в упор не видели». Нашелся человек, дерзнувший поставить под сомнение правоту кинорежиссеров. Этим человеком оказался Виталий Мельников, снявший Николая в роли Володи Бусыгина в экранизации пьесы А. Вампилова «Старший сын». Артист вспоминает, как. получив приглашение на эту роль, растерялся. Ведь он уже начал привыкать к своему амплуа «шумного» артиста. А тут предстояло сыграть в ином ключе. Раздумывал долго, прежде чем решиться. Но в конце концов понял, что отказываться от такой роли по меньшей мере неразумно. Другого такого случая может и не быть. «Это шанс!» – сказал он себе и согласился сниматься.

Артист играл Бусыгина сдержанно. Умело и экономно расходовал свои душевные силы. Он хотел рассказать о человеке, жаждущем тепла и понимания. Кому из нас не знакомо это чувство! Караченцов углублялся в роль, как в холодную воду, содрогаясь от тоски по невоплощенной человечности. С каждым дублем чувствовал себя как бы старше и мудрее. Хотя привычную маску удачливого, не очень серьезного хлестаковского малого сбрасывал не сразу. Вначале его герой пытался бражничать, вышучивать окружающих, демонстративно предлагая: «Полюбите нас черненькими!» Но встреча с ярким, красивым человеком – Сарафановым совершенно преображала Бусыгина – Караченцова.

Роль Сарафанова в фильме играл Евгений Леонов, артист, в дополнительных рекомендациях не нуждающийся.

– Я рад, – говорит Николай, – что работал на съемочной площадке рядом с таким большим мастером. Леонов – это школа. Он меня согревал, как и Сарафанов моего Володю. Опыт у меня в кино был еще, можно сказать, никакой. И я, представьте, боялся камеры.

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.