Но, посмотрев в окуляр, я обнаружил, что Солнце в главное зеркало не попало. Тогда я заглянул в следящее зеркало и увидел на нем вместо яркого круглого пятна какой-то уродливый блик.
Ошибка?! Но в чем? В конструкции ли телескопа, в расчетах ли баллистиков, сообщивших неверные данные на развороты станции, в действиях ли Алексея? Стали ломать головы и мы с ним и в Центре управления полетом. Я подумал, что, вероятно, засветка идет от какой-то детали в самом отсеке научной аппаратуры. Ею мог оказаться, скажем, некий «посторонний» научный прибор или часть внутренней поверхности самого отсека, от которой отскочил кусочек изоляции, отсюда блеск.
Сообща мы решили сделать следующее. Выставить подвижное зеркало в центральное положение и зафиксировать. Затем разворотами станции ловить в это следящее зеркало Солнце до его появления в главном зеркале.
Но как найти это центральное положение? Ведь на пульте управления ОСТа соответствующей градуировки углов поворота нет: никто перед полетом не мог предвидеть подобной ситуации.
И тогда независимо друг от друга Константин Петрович Феоктистов и я предложили сначала измерить полное время перемещения следящего зеркала от упора до упора, а затем, поделив полученное число пополам, найти таким образом необходимое центральное положение.
И вот мы с Алексеем приступили к спасению солнечного телескопа. Его следящее зеркало, говоря инженерным языком, имеет две степени свободы, то есть вращается вокруг двух осей. Но получалось так, что при вращении вокруг одной оси мы хорошо прослушивали стук упоров, а вокруг другой – тишина, таковы особенности конструкции. Снова начались раздумья.
Не знаю уж, как меня вдруг осенило: а что, если прослушать телескоп... стетоскопом (!), имеющимся в бортовом наборе медицинских инструментов?
Чуть ощутимыми маневрами станции мы ловили Солнце на теперь уже неподвижное следящее зеркало, пока наконец яркий и уже не фальшивый, а настоящий, ликующий солнечный заяц не попал туда, где мы его давно и с нетерпением ждали. И тогда я, глянув в окуляр, закричал: «Вижу протуберанец!» Это был счастливейший миг долгожданной победы. Это был едва ли не самый острый и памятный эпизод всей моей четырехмесячной жизни в космосе.
Я недаром так подробно описал эту чудную историю с ОСТом, Так вот: готовишься к полету годами, проигрываешь на Земле, кажется, все, чем может одарить тебя космос, а он все равно пытается сотворить нечто неожиданное. Ясно одно: чтобы быть готовым ко всему, даже самому непредвиденному, нужна – как бы это сказать, – «свобода маневра» мыслей, а для этого необходимо знать гораздо больше того, что требует программа подготовки к полету. Нужно чувствовать корабль или станцию, на которой летаешь, как самого себя и даже лучше.
В общем, человек должен знать по своей основной специальности все. Достаточно хорошо нужно разбираться в близких вопросах. И быть осведомленным понемногу обо всем. Обо всем! Как видите, эту мысль я не разбавляю вводными извинительными сентенциями: «Я думаю». «Я полагаю». Это бесспорно, это истина!
Так получилось, что нам с Юрием Романенко пришлось первыми вступить на порог станции «Салют-6». Нежданно-негаданно первыми. Перед нами к станции на корабле «Союз-25» полетел отличный экипаж – Владимир Коваленок и Валерий Рюмин. Не повезло им. Из-за нерасчетного режима причаливания стыковка корабля со станцией не состоялась.
Через некоторое время к станции направились мы с Романенко. Состыковались, все нормально. Вскоре после перехода на станцию нам предстояло выяснить, не поврежден ли все же стыковочный узел кораблем «Союз-25». Это можно было определить, только выйдя в открытый космос.
Над Тихим океаном я открыл люк стыковочного узла, и в переходном отсеке воцарился космический вакуум. Я высунулся по пояс. Затем, выйдя наружу, внимательно осмотрел торец стыковочного шпангоута. Он оказался совершенно новеньким, как будто только со станка. Экранно-вакуумная теплоизоляция не имела никаких следов повреждений, все элементы станции были в полном порядке.
И тогда, окончательно убедившись в том, что все в норме, я нацелил телекамеру во Вселенную и стал рассказывать Земле о том, как она прекрасна, как чудесен и неповторим открытый Космос, как красива и величественна наша станция. В такие минуты чувства сдерживать трудно, да и нужно ли?
Примерно за полчаса до открытия люка оператор связи Центра управления, зная остроту и сложность предстоящего действия, сказал мне: «Спокойно». На что я ответил, что совершенно не волнуюсь:
«Посмотрите, какой у меня пульс». Пульс действительно был недалек от исходного.
И вот – о чувстве страха. Конечно, знакомо мне это чувство, хорошо знакомо. Но в полете отношение к этому довольно несложное. Если я никак не могу повлиять на ситуацию, то страх в себе легко подавляю. Поэтому спокойно переношу полет в ракете, отлично сплю в станции, хотя и осознаю, что голова моя находится всего в пятнадцати сантиметрах от вакуума. Между прочим, за 126 суток двух своих полетов я ни разу не принял снотворное, хотя нашими врачами такое не возбраняется.
Мне пятьдесят, я уже дед, но впереди еще работы да работы. Надеюсь в ближайшее время закончить докторскую диссертацию. Материал для нее дали эксперименты, проведенные в космосе. Околоземная атмосфера оказалась удивительно щедрой и плодовитой на чудеса и загадки, и я решил здесь кое в чем разобраться. Но пока работа не закончена, говорить об этом не стоит. Поживем – увидим.
Полечу ли снова? Знать бы! Но если доверят, то снова буду готов. Уверен.
В общем, дел, как всегда, невпроворот, и нужно постоянно быть в форме. Мне легче: здоровьем природа не обидела, но важно и самому относиться к своему здоровью достаточно почтительно. Логика тут простая: здоровый человек делает свое дело лучше.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.