Глаза разбежались. Восторг и удивление. Неужели меня, современного человека, привыкшего к многопредметности и эмоциональной насыщенности городской жизни, научившегося последовательно переходить от экспоната к экспонату на выставках, неужели меня может привести в заме шательство сотня-другая шкатулок и ларцов, панно и брошек? Да, прекрасные формы, пропорционально безукоризненные, но ведь я уже это знаю. Всевидящее око XX века – телевизор – не раз услужливо и крупным планом демонстрировало мне вереницы предметов совершенной формы, спешащих из производства ко мне в дом.

А может, весь секрет в том, что этим предметам никогда не бывать на потоке? И уж если они попадут в наш дом, то в левом углу или по круглому краю прочтем: «Федоскино», год создания, а чуть дальше – фамилию ма стера. Человека, который преобразил свойства предмета, превратив его из сугубо практического в произведение искусства.

Давным–давно

Ну что ж, воспользуемся счастливым соседством образцов федоскинской миниатюры разных эпох, мудро предоставленных нам музеем, чтобы найти ту генетическую связь, что роднит лаковые козырьки для фуражек двух служивых за самоваром на табакерке купца Лукутина и красную конницу на шкатулке Федоскинской орде на «Знак Почета» фабрики миниатюр ной живописи. Роднит федоскинские тройки, одной из которых, может, все сто, а другая родилась лишь вчера. Но обе ни за что не спутаешь с тройкой Палеха или Мстёры.

...С чего все началось? С того почти двухсотлетней давности дня, когда русский купец Петр Коробов оказался в гостях у Иоганна Штобвассера в далеком городе Брауншвейге?

Но и раньше известный всей Европе фабрикант Штобвассер и сам когда-то сидел у кого-то в гостях, так же, как Коробов, щедро ел и пил, а сам неотступно думал, как же выведать секре ты этого прибыльного лакового производства?

Секреты породил Восток, где растет такое особое лаковое дерево, смола которого и заставила блестеть зеркалом коробочки, веера, ножны для самурайских сабель, подносы. Изделия, принявшие потом французское название «папье-маше» («мятая бумага»), вошли на Западе в большую моду. Вот и пришлось европейским мастерам разгадывать чужие секреты и изобретать свои.

Московский купец был удачлив. Удачлив и в дипломатических беседах с процветающим Штобвассером, поскольку тот не только секреты раскрыл, снабдил кое-каким оборудованием да сырьем, но еще и дал Коробову в придачу с десяток своих мастеров (все за большие деньги, конечно). Удача ждала его и в России. В своем имении Данилкове, близ Федоскина, открыл Коробов лаковую мануфактуру. А тут как раз царский указ вышел. По «высочайшей воле» в войсках заменялись головные уборы. Нужны были, и в большом количестве, лаковые козырьки. Шел 1795 год. Есть заказ, есть капитал, производство растет. Крепостные Подмосковья – а без них было не обойтись: не справлялись германские специалисты с лавиной заказов (вскоре Коробов вовсе отказался от их услуг) – быстро освоили небывалое для России производство.

Чему ж они научились? А вот послушайте: «...бумага, склеенная вместе во много листов и крепко сжатая под прессом, высохши, делается крепкой и плотной массой, совершенно похожею на дерево, в сем виде ее можно пилить и точить на токарном станке, как дерево, и делать из нее разные вещи, особливо такие, в которых не держат жидкостей. Их полируют, наводят грунтовую краску, покрывают лаком».

Многое изменилось с тех лет, но суть технологии описана точно, за исключением одной детали. Заготовка дико винного «папье-маше» после склейки опускается в горячее льняное масло, потом сушится несколько дней, и вот тогда уже она делается «совершенно похожею на дерево».

...Форма в армии вновь изменилась, нужда в козырьках отпала, но уже ходко шли в торговлю русские таба керки для нюхательного табака. В описании первой выставки российских мануфактурных изделий (а шел уже 1829 год) вот что сказано: «Бумажные табакерки московского купца Лукутина ни в чем не уступают брауншвейгским. Прежде к нам привозилось множество брауншвейгских табакерок, которые и продавались довольно дорого, но ныне, при дешевизне и превосходной отделке наших собственных, иностранцы не находят уже выгоды присылать свои изделия сего рода». Но откуда взялся Лукутин? Что, еще одно производство в России? Нет, все то же. После смерти Коробова хозяй кой фабрики изделий из папье-маше в Данилкове стала его дочь Екатерина Петровна. Она же потом вышла замуж: за дворянина Петра Лукутина, челове ка бедного, но делового и с хорошим вкусом. Он-то выстроил на окраине Федоскина новую фабрику, с которой и пошла настоящая слава русской миниатюрной живописи.

«Красота, красотища – вот она»

Традиция – два цвета: ослепительно черная поверхность и ярко-красная внутренность шкатулки. Берешь та кую коробочку в руки, и уже чудится праздник. Но это лишь полуфабрикат. Полуфабрикат для художника. А вот сейчас начнется самое важное. Приложенный к нарядной, но в общем-то обычной коробке труд мастера назо вется потом прикладным искусством, а коробочка станет его произведени ем... В стихотворении «Русские лаки», посвященном Федоскину, Дмитрий Блынский писал:

Красота, красотища – вот она, Только в сказке рождаться ей! А шкатулка рукой сработана, Человеческою, твоей.

Как это происходит?

Просто стоит у мастера на столе шкатулка, черная, а изнутри – красная, рядом – палитра с масляными красками (масло – традиция федоскинцев), кисточки колонковые, самые тонкие, лупа, конечно. Мастер грунтует поверхность, наносит контуры рисунка, делает подмалевок, потом накладывает тени, блики, отрабатывает детали. Письмо «по-плотному», обычные приемы классической трехслойной живописи. Но есть ведь и живопись «по-сквозному», когда тончайшие прозрачные мазки краски ложатся на листочки сусального золота или серебра, пластинки перламутра. И тогда загораются сказочным светом перья жар-птицы или золотом пылает закат в пейзаже.

А зима? Припудрит мастер фоновый лак серебряной пылью и напишет по нему зимнюю сцену, тогда и глазам становится больно: искрится снег, сверкает.

А вот «шотландка»: разноцветные прямые пересекающиеся линии на крышке шкатулки, да еще покрытые лаком – какая-то особая драгоценная материя. Или вот скань: под лаком сияют металлические узоры. Есть узо ры тоньше паутины, они делаются иначе: орнамент процарапывается на черном лаке, покрывающем слой оло ва. Такой способ называется церовкой.

В федоскинской миниатюре творчество – во всем: и в задумке художника и в технологии. Не получается что-то одно – и нет произведения искусства, присущего только федоскинцам.

– Коля, а это что?

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.