— Да пойдем! – соглашается она. – Я что?
И они сворачивают за угол «Голубого Дуная», и из его вентиляционной трубы обдает их перегаром.
Универмаг у них двухэтажный, новенький. В поселке всего два двухэтажных дома – универмаг и ателье, где работает знаменитая Таиська. Но все равно они хуже и значительно ниже любимой Зинкиной водонапорной башни, что красуется у самой станции, и, конечно же, ниже серого и разлапистого элеватора. Пол в универмаге кафельный и посыпан опилками. Все здесь очень светло, и для пальто есть отдельный зал с кабинками, занавешенными зеленым, уже линялым бархатом.
Мать щупает какое-то малиновое пальто, смотрит его с изнанки: двусторонний ли драп, можно ли будет потом перелицевать., и перешить на Зинку? Пальто смотрится каким-то размахаем, и розовое лицо матери начинает вдруг отливать то нездоровым сиреневым, а то синим цветом.
– Фу, гадость! – И Зинка вытаскивает на свет божий строгое пальто. Оно
нежно подчеркивает округлую материну фигурку, продавщица перестает луз
гать семечки, оценивающе кивает головой и говорит:
– Как влитое!
– Опять зеленое, – : виновато отказывается мать.
– Какое же это зеленое? – обижается продавщица. – Цвет морской волны Самый модный.
И от этих высоких слов и от Зинкиного восторга: «Ах, как тебе идет!» – у матери начинает кружиться голова, и она слабо сдается:
– Ну, плати!
И Зинка сломя голову несется в кассу. Касса – тоже новое заведение в их районе. И пока она только раздражает покупателей: лишняя очередь, лишняя волокита. И еще эти чеки! Но вот новенькое пальто сложено голубоватой подкладкой вверх, завернуто в бумагу, перевязано бечевкой, и Зинка подхватывает воздушный, еще не умявшийся узелок.
– Здравствуйте! – Это Инесса Васильевна. Нос к носу.
У Инессы смуглое и строгое лицо, и красная «менингитка» ей, конечно, идет. Инесса играет глубокими, черными и влажными глазами, кокетливо складывает яркие пухлые губы и прикасается к груди длинной красивой рукой. Когда Зинка была маленькой, она, открыв однажды красоту Инессиных рук, часто сравнивала их со своими и долго еще надеялась, что ее короткие, узловатые пальчики вытянутся с годами и примут наконец изысканную форму. Но руки у нее все больше становились похожи на отцовские – с широкой ладонью и крепкими короткими пальцами. И сейчас она с тайною ненавистью смотрит на любимые когда-то руки и находит в их холеной красоте что-то неестественное и отталкивающее.
А Инесса говорит, и Зинка не слушает ее, но знает: жалуется. Ябедничает, дрянь такая, про двойки. Ну вот – и про чрезвычайные Зинкины способности запела!
Мать рассеянно смотрит то на Инессу, то на Зинку, и временами – Зинка видит – у нее начинает жалобно кривиться рот. Но она сдерживается, и в эти минуты Зинка гордится своей матерью.
– Я, Инесса Васильевна, исправлю! – кричит она почти в ненавистное лицо. – У меня, Инесса Васильевна, была депрессия! А теперь прошла. – И она почему-то показала на сверток с пальто. – Пошли, мама.
– Я, правда, исправлю, мам, – тараторит она. – Господи, двойки! Это же такие пустяки! Вот увидишь, все будет хорошо!
И она, осторожно поставив лукошко на тропку, поправляет под мышкою пальто.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.