– Почтарькой меня возьмете?
Отделению требовалась такая единица, но плата была так мала, что никто не соглашался, и заведующий носил почту сам.
На другой день новая «почтарька» уже бегала по деревне с тяжелой дерматиновой сумкой и на все вопросы отвечала: «Похудеть хочу!» А через месяц она насовсем пришла в жилую половину почтового дома и на завистливые смешки мужиков: «Не страшно пи жить с таким бугаем» – смеясь, отвечала: «Живу, между прочим, как за генералом».
...Сугубо сухопутная сибирская деревня глубоко уважала бывшего матроса, и это уважение переносило на весь era дом и семью. Слава не помнил, чтобы кто-то где-то говорил о Тане плохо. И Таня жила легко, раскованно и была точно из другого мира. Или так казалось, потому что она всем нравилась.
Старую, низкую городьбу давно не подправляли. Солома на пригоне сгнила или провалилась, и голые, «ссохшиеся жерди на крыше неровно торчали в разные стороны. Ничего тут не изменилось, только все постарело и выглядело почти убогим. Часто потом бывая в Озерках, Слава ни разу не подходил сюда с этой стороны. Да вот оказался нечаянно, и защемило под сердцем. Сколько вечеров простоял он вот тут за кустами талины, глядя на окна, ни на что не надеясь и думая только о том, что там, за окнами, она.
Темные окна привычно смотрели на Славу, и он чувствовал, что сейчас она там, хотя в доме и нет света: намерзлась, наверное, на остановке, а теперь сидит у окна, которое выходит на улицу, и ждет, выглядывает автобус.
Слава перешагнул ограду, осторожно потянув за веревочку, поднял щеколду и неслышно вошёл в сени. Постучал и, не дожидаясь ответа, дернул дверь на себя. В прихожей, освещенной сумеречным холодным светом, исходившим от снега, он увидел Таню. Она сидела на лавке у стола и, похоже, дремала, положив голову на руки.
– Здрасьте, – сказал Слава неестественным голосом, так, что самому противно стало. Таня подняла голову, вглядываясь, и, ничуть не удивившись, проговорила:
– А-а, Славка... Ты за мной?
Слава молчал. Он чувствовал себя ужасно растерянным.
– Спасибо, Славка, – сказала Таня, прямо глядя ему в глаза. – Спасибо, что ты приехал, а не кто-то другой.
Слава хотел возразить, что он тут ни при чем, что его послали, так как больше некого было, но вспомнил, что это неправда, не чистая правда, а врать что-то совсем не хотелось. Вообще ничего не хотелось. И к Тане он ничего не испытывал: ни неприязни, ни радости, что видит ее. Он сидел и думал, что в жизни есть вещи непонятные, нелогичные. Вот он, Слава, таскал в детстве огурцы с чужих грядок, подсолнухи с колхозного поля, даже как-то рыбу из чужих сетей. А чтобы Таня украла что-нибудь – он этого представить не мог и теперь не представлял. Не укладывалось это в голове, хотя по роду службы своей многое уже научился укладывать и раскладывать без особых эмоций. Но по роду службы он знал и другое – иного наивного человека можно так опутать, что он и знать не будет, что давно под статьей ходит.
– Удавиться хотела, – продолжала Таня, – да мать жалко: одна останется на всем свете... Хотя все равно жизнь уже кончилась... и для нее тоже, как только все всё узнают... Господи! – вздохнула она. – Какая я все-таки дура! Представляешь? Не захотела извиниться перед каким-то сопливым студентом. А он оказался практикантом-юристом. Через месяц приходит с официальной проверкой. Директорша наша и так и сяк, а у него уже все написано: когда, кому, сколько и почем. Так она меня чуть не убила, директорша. «Дура, – говорит, – ну, нагрубила, ладно – ну, извинись! Язык не отсохнет».
«Обе вы дуры!» – хотел сказать Слава, но промолчал. Но обида поднималась в душе – и он не вытерпел:
– По-вашему, мы только тем и занимаемся, что сводим личные счеты?
– Нет, конечно, – отозвалась Таня. – Ты извини, Слава, я не хотела тебя задеть. Но... но вы тоже люди – разные, конечно. И если случай представится...
– Никто бы не воровал, так нас вообще бы не было, – повторил Слава свою любимую фразу. Однажды случайно ее подслушал начальник райотдела и с видимым подвохом спросил: «Ты любишь свою работу, Самохин?» – он был со всеми на «ты». «Люблю», – ответил Слава несколько растерянно, так как почуял подвох. «А что бы ты делал, если бы никто не воровал?» Слава задумался, первый раз, кажется, и сам же нашел ответ: «Я бы служил в армии». Начальник хмыкнул и молча удалился к себе.
А Таня слово в слово повторила то, что он слышал тысячу раз на допросах.
– А кто у нас не ворует?.. Кому красть нечего?!
Слава не стал возражать или объяснять, что это обычное оправдание. Он лишь напомнил, зачем приехал.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Бедуют Иван Федорович Литвинчев, председатель исполкома Омского городского Совета народных депутатов и Александр Ревин, первый секретарь Омского горкома ВЛКСМ, делегат XVIII съезда ВЛКСМ
Новосибирский Академгородок: единая система подготовки научной смены