Бронированную стенку корабля рассекает извилистая трещина. Алексей ощупывает ее пальцами, «фотографирует» в памяти. Варить приходится вслепую: электрическая дуга горит в газовом пузырьке, который образуется от разложения воды и обмазки электрода, окись железа создает облако мути – она тоже рвется вверх и закрывает трещину. На ощупь кладет сварщик один шов, второй, еще раз проверяет пальцами место сварки и спокойно дает сигнал к подъему...

Только через девять лет вернулся Улесов в родные края. Не застал он в живых своих первых учителей – погибли Кузовлев и Волкодавов, погибло и большинство друзей детства. И хутор не узнать: прокатилась и здесь война стальной волной, от родного дома осталось только пепелище. Остановился Алексей на соседском подворье.

– Скоро мы будем на берегу Дона жить, – похвастался вечером сын соседки Сергей.

Улесов уже читал о решении партии и правительства построить Цимлянскую ГЭС и Волго-Донской канал. Проект давний – еще до войны ростовская табачная фабрика выпускала папиросы «Волго-Дон». Папирос теперь нет. Сидел Алексей летней ночью на крыльце, затягивался злой, стреляющей махрой и думал о будущей жизни. Отпуск у него большой вышел, полгода гулять можно, да разве до отдыха сейчас!

Название маленького донского хутора Соленый стало сразу известно всей стране. Алексею даже показалось, что Соленый вообще едва не стал центром страны: все дороги сходились здесь, и по каждой из них шли бесконечные баржи, машины, поезда со строительными материалами и разнообразной техникой. Захочешь, а не заблудишься теперь в степи, любая дорога к Соленому выведет. Добрался Алексей на попутной, спрыгнул с кузова у старой хаты с соломенной крышей. На двери кусок картона: «Партком строительства Цимлянской ГЭС».

– Сварщик? Коммунист? – переспросил секретарь парткома Алексей Александрович Тихомиров. – Значит, сработаемся. Тем более мы с тобой двойные тезки. Устроился? Ничего, у меня пока поживешь, а потом придумаем что-нибудь.

На стройке шли только подготовительные работы, и Улесова ежедневно перебрасывали с места на место: здесь сани для перевозки грузов наладить, там гусеницу экскаваторную заварить... Энергии не хватало, ждали прибытия энергопоезда, даже площадку для него заранее подготовили. К этой площадке и нужно было протянуть от Дона две полукилометровые «нитки» водовода.

– Пойдешь трубу варить, – сказал однажды Алексею начальник механических мастерских. – Найдешь на площадке инженера Кокорева, он тебе все в подробностях разобъяснит.

Они узнали друг друга сразу, хотя не виделись более десяти лет, да и годы были совсем не простые. У Гриши война за спиной, как говорится, «от и до», а война, если навек молодым не оставит, крепко годы набавляет. Алексею, хотя и не был он на передовой, тоже повидать и пережить немало пришлось. Разве выскажешь все в коротком разговоре?!

– Давай вечерком встретимся, поговорим, с семейством своим познакомлю, – предложил Кокорев. – А сейчас покажи. Алексей, чему без меня научился.

Тонкая работа, трудная – варить трубопровод. Улесов, правда, и сложнее работу выполнял, но под пристальным взглядом Кокорева волновался страшно. Очень уж хотелось блеснуть перед учителем, который помнит его еще совсем «зеленым», начинающим сварщиком. С тех пор сколько воды утекло? И, сказать по совести, нелегко порой давалось Улесову истинное мастерство: и неудачи у него случались и брак бывал. Но он никогда не пытался обвинять в своих неудачах кого-то другого (хотя порой и мог бы – к примеру, электроды попадались откровенно плохие или падало неожиданно напряжение), а, стиснув зубы, корил он только себя, искал свои ошибки, не стесняясь, приставал с расспросами к инженерам, копался в технической библиотеке. По общему признанию друзей и начальства, он давно был сложившимся мастером, и его долго не хотели отпускать с Камчатки. Но разве словами, да еще своему учителю, объяснишь, чего ты добился за эти годы?! Объяснять надо только делом, только своим собственным, улесовским швом. Он постарался унять волнение, твердо сжал держатель, подвел электрод к зазору между трубами. Вспыхнула дуга, зашипел расплавленный металл. Наконец, сделан первый шов, сварены две трубы. Алексей снял маску, посмотрел на инженера.

– Ты прямо артист, – понял немой вопрос Кокорев. – Короткой дугой варишь. Научишь?

Сварка короткой дугой все равно что езда на большой скорости: нужен точный расчет, знания, умение. При такой сварке даже электрод нелегко удержать на одном расстоянии от изделия, чтобы шел он вдоль зазора как привязанный. А сгорит он, нужно сменить так быстро, чтобы дуга казалась непрерывной.

Еще до начала строительства основных сооружений Улесов зарекомендовал себя классным специалистом, и когда в парткоме решали, кому доверить первый шов на первой ферме, уложенной в тело станции, двух мнений не было. Позднее Улесову доверят положить и последний шов. Между этими торжественными событиями годы работы, миллионы сваренных стыков. По прутьям арматуры, как по ступенькам, поднимались сварщики из котлована вверх, к гребню плотины, и труд их почти тотчас же становился невидимым – следом шли бетонщики. Но разве может быть невидимым труд?! Стоит же плотина, стоит станция, сделанная их руками. И века стоять будет!

Гидростанции, даже оснащенные турбинами одинаковой мощности, никогда не бывают близнецами. Потому что нельзя строить станцию по типовому проекту – у каждой реки, даже у соседних участков одной и той же реки, свои условия, свои требования, свои гидрологические режимы.

Есть на счету Улесова станции мощнее Цимлянской, но эту он даже сравнивать ни с какой другой не хочет. Она, как первая любовь, глубоко в сердце.

31 мая 1952 года в 13 часов 55 минут навеки слились воды двух великих рек – Волги и Дона.

На пульте управления Цимлянской ГЭС включили рубильник.

Из Москвы, ставшей портом пяти морей, вышел первый пароход в Ростов.

На Цимлянском море открыли лодочный причал и пристань.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.