А Рита сердится, она отбросила ложку и постукивает твердо кулаком по столу:
– Да пойми, Стас! Я ведь не шпыняю тебя! Я хочу разобраться! Понять! И тебя! И себя! Что-то проверить – не в твоей, а в своей жизни! Тебе разве не хочется прожить жизнь сначала? Все повторить, чтобы не было массы глупостей, нелепых решений, ненужных поступков? Стыдных и горестных ошибок?
И шум мороженного обвала прекратился, уединенность наша в этом сладком грохоте исчезла, телебенькнули в эфире позывные «Не слышны в саду даже...», и Катя твердо напомнила:
– -Говорит «Маяк», московское время...
А я ответил Рите:
– Нет, не хочу. Если ты начинаешь новую жизнь, то куда девается старая? Если ты сам стал новым, то где ты похоронил себя, старого?..
И, может, Рита на все мне ответила бы, все объяснила бы и доказала, как когда-то, когда мы оба еще не совершили ненужных поступков, не приняли нелепых решений, не сделали массы глупостей, оказавшихся стыдными и горестными ошибками, но в дверях уже стоял Юра Одинцов и энергично махал нам рукой – на выход!..
... – Милиция слушает. Замдежурного Микито...
– Здоровеньки булы, Микито! Это Гнатюк из восемнадцатого отделения тебя тревожит. Просьба у меня – тут прохвосты какие-то сняли баллоны с инвалидного «Запорожца». Мы в сводку дали, а вы передайте, пожалуйста, ориентировку побыстрее, а то жаль человека, без ног ведь...
У женщины было серое, смазанное от страха лицо. Она говорила медленно, словно у нее сильно замерзли губы. А когда ей неожиданно задавали вопрос, она резко вздрагивала и, будто глухая, долго искала глазами: кто спросил?
– ...Что же это такое, господи? Среди бела дня! Пропустил в лифт, спрашивает: вам какой этаж? Нажал на кнопку, повернулся ко мне: давай, бабка, сумку! И ножик перед глазами держит...
И такой в ней бушевал испуг, так от пережитого волнения тряслось все ее существо, что я сама ощутила эту резонансную волну – безо всякого труда увидела гудящую пластиковую коробку лифта, онемевшую от ужаса старуху, зловещее посверкивание тусклой лампы на острие ножа, который еле-еле подрагивает перед глазами, тоскливое ощущение безнадежности, бессилие ночного кошмара – ни закричать, ни побежать, ни позвать на помощь, потому что уже сдвинулись дверцы лифта и, как медленные створки крематория, отделили от всех добрых людей на свете. Только мерное гудение моторов, скрип тросов и злой просверк ножа перед глазами...
– Сердце зашлось – слова молвить не могу. И руки отнялись.
– Я понял, дальше... – поторапливает ее Стас, и в этот момент мне неприятна его деловитость. Я понимаю, конечно, что ему сейчас не до сантиментов, он дело делает, но лучше бы это говорил Скуратов. Для меня ведь он не только человек на работе. Да я, наверное, и сама бы не хотела, чтобы он меня видел на работе. На моей работе.
– Забрал сумку, вытащил кошелек из нее, а я только вчерась пензию получила – восемьдесят один рублик. И мелочи – шестьдесят пять копеек... – Воспоминание о денежной потере как-то размягчило ее напряжение, в жаркой досаде по утраченной навсегда пенсии испуг медленно стал перетапливаться в горестную жалость к таким нужным, своим, честно заработанным деньгам! Из-под век ее трудно, как из-под камня, прорезались две слезинки, и вместе с ними она, будто захлопнув за собой дверь в пластиковую коробку, заполненную вместо воздуха ужасом смерти, снова шагнула к нам, к людям, к обычным нашим нуждам и огорчениям.
– И еще спрашивает: часы есть? Нет, говорю, а он, бандит, на палец смотрит! – и показала нам палец с обручальным кольцом, вросшим за долгие годы в живую плоть.
– Ну-ну, – нетерпеливо торопит ее Стас.
– Махнул он рукой, нажал кнопку – лифт пошел вниз. «Стой, – говорит, – бабка, и не шевелись, если жизнь дорога!» Дверь отпер и выскочил, а я в лифте осталась... Потом уж разглядела – на втором этаже... – Она прикусила губу, сухо, сипло вздохнула и, прикрыв тонкие пленочки век, попросила: – Валидола таблеточки не найдется?..
Все переглянулись немного растерянно, а я с досадой подумала, что и в моем чемодане нет валидола. Придется сделать укол камфары – я встала, но меня опередил Севергин. Он подошел к бабке вплотную, сунул руку в боковой карман, быстро протянул ей металлический тюбик с лекарством, и по его напряженной спине я поняла, как он не хотел, чтобы все знали о лежащем наготове валидоле в его кармане.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.