Хотя в Москве – весенняя капель, нам все еще снятся льды, все еще кажется, что качнет под ногами крутой волной, что ветер бросит в лицо сухим снегом, ожжет морозом. Далеко Арктика, но вот приходит она в снах, напоминает о себе блокнотными строчками, наскоро сделанными, корявыми от сотрясающих судно ударов льда.

Дорога к Ямалу... Как сейчас вижу ее, вздыбленную торосами, и невольно вспоминаю прошлогодний поход к студеному полуострову. Никогда не забыть мне тех десяти миль, последних десяти миль пути. Когда до газового факела на берегу, казалось, можно было дотянуться рукой, перед атомоходом «Ленин» и легли те мили. Ледокол преодолевал их 92 часа! Были сутки, за которые продвигались всего-то на 120 метров. За кормой плавали пятиметровой толщины глыбы, а льды, отодвигаемые атомоходом, буквально стонали.

То был невиданный по срокам рейс. Но он пришелся на апрель, а нынче первый караван собирался в Арктику в феврале!

И опять – к «газовому полуострову» Ямал. На этот раз транспортные суда ведут атомная «Арктика» и ледокол «Мурманск».

Белый медведь, нарисованный на носу мощной и внушительной «Гижиги», говорил о том, что дизель-электроход способен ходить во льдах и назначен в первый караван не зря. Три крана, изогнув от натуги шеи, опускали на его палубу гусеничные вездеходы, тракторы, автокраны, бульдозеры, укладывали в трюмы железобетонные плиты для первой на полуострове настоящей дороги, блоки сборных пятиэтажных домов...

От бочки до бани – все надо везти на далекую, лежащую за двумя ледовыми морями, богатую газом землю, которую только-только начали обживать.

Всего год с небольшим прошел с тех пор, как на Ямале высадились первые одиннадцать человек. На маленькой, почти погребенной под снегом избушке, где все обосновались, они прибили картонку с дерзкой надписью: «Даешь газ!» Вот так, хотя еще не было ни одного жилого вагончика, и обедали по очереди в тесной комнатушке за небольшим, наспех сбитым столом. А теперь в трюмах «Гижиги» – сборные пятиэтажные дома.

Кирпич, доски, оборудование, машины, продовольствие грузят на суда. По воздуху перевозить их дорого, да и не все возьмешь на самолет. Транспортировать по открытой воде – тоже не выход: летом у полуострова сильно и постоянно штормит, да еще тут мелководье, и судам не то что к самому берегу, а и на пушечный выстрел к нему не подойти. Вот и выходит: лучший путь – через льды. На них можно и выгрузиться без забот.

Итак, новый арктический эксперимент, цель которого – продлить на несколько месяцев сроки навигации по Северному морскому пути, сделать их чуть ли не круглогодичными, начался в последний день февраля.

Баренцево море встретило леденящим душу холодом. Ветер срывает с крутых валов седые космы и тут же рассеивает их в пыль, отчего все вокруг подернуто стылой белесой пленкой. Мороз выводит узоры на иллюминаторах, потом закладывает их, слой за слоем, обыкновенной наледью, и уж сколько ни три стекло и ни дуй на него, не увидеть тонкого рисунка, не увидеть хрупкую фреску природы.

Едва вышли в Баренцево море, как на палубе встретил Александра Георгиевича Гамбургера. Помнится, вот так же встретился с ним тринадцать лет назад. Только тогда мы плыли на ледоколе «Ленин».

– Снова во льды, – сказал он радостно и прислушался к суровой песне, заводимой океаном.

Незаметно оглядываю его – нет, кажется; не изменился он с тех пор: и сейчас, несмотря на возраст, бывалый полярный моряк по-прежнему строен и подтянут, по-юношески подвижен и общителен.

– А не погонять ли нам, как бывало, кофейку? – говорит он.

В его каюте по-домашнему уютно. Стопки КНИГ – здесь и о белых медведях, и о радионовинках, и последний роман Юрия Бондарева. Цветы в горшочках, как на московском подоконнике. Нежные дети земли, они помогают переносить тяготы долгой и суровой арктической навигации. Глядя на них, Александр Георгиевич вспомнил флейту Баренца, которую сто с лишним лет назад нашел на Новой Земле в покинутом зимовье норвежский китобоец Эллинг Карлсен. Насвистывая на ней народные мотивы, бесстрашный полярник пытался хоть как-то помочь своим товарищам сгладить тяжесть зимовки. Однако неистовый, продирающий до костей ветер, забиравшийся в дырявую хижину, рвал тонкие звуки и заставлял слушать только себя.

Закрываю глаза, пытаясь вызвать песню флейты, но в ушах – лишь ледяные, врывающиеся в иллюминатор посвисты Баренцева моря. Для одних оно преддверие в новый мир, где вечные льды и острова, окутанные легендами, связанные с историей дерзких арктических путешествий, печальных и славных, для других – просто дорога к Карским воротам.

Вытоптал свою дорогу здесь и Александр Георгиевич, самый старый полярник на «Арктике» – с тридцать седьмого года ходит в высокие широты. «Сорок лет!» – вырвалось у меня. В то время советские ученые как раз применили радиодальномерный способ измерения расстояний. Благодаря этому новшеству начали проставлять точные глубины на картах.

– В лоциях арктических морей было много «белых пятен», – вспоминает Гамбургер, – и мне, двадцатилетнему учащемуся техникума связи, захотелось стереть их самолично. Ушел на гидрографическом ботике «Папанин» в район Диксона.

Потом он не раз добирался до восьмидесятых широт, высаживался на затерянных во льдах островах с радиодальномерными станциями. С ношей на спине прыгал со шлюпок, если путь им преграждали камни и волны, прямо в леденящую тело воду.

Война на время разлучила его с Арктикой. Дошел до Берлина. Едва снял шинель, как .снова отправился в экспедицию на Север. Год за годом – тяжелая работа во льдах, но он не мыслит без нее жизни.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.