Прошу слова!

опубликовано в номере №1171, март 1976
  • В закладки
  • Вставить в блог

Трудная любовь

Редакция предлагает вниманию читателей четыре письма о любви. Тема одна, но в письмах – разные судьбы людей, разные взгляды на любовь и па жизнь. И любовь разная.

Думается, что эти письма дают повод для размышлений о том, что же это такое – любовь счастливая и любовь трудная. Кто виноват в том, что любовь становится несчастливой; в том, что распадаются когда-то любившие друг друга пары, ломаются семьи'?

Публикуя эти письма, мы надеемся, что читатели выскажут свою точку зрения.

«А писем все нет»

Здравствуйте, уважаемая редакция! С приветом к вам, младший сержант Владимир Оверченко. Пишу в редакцию впервые в жизни.

Родом я из Таганрога. До призыва работал фрезеровщиком на комбайновом заводе, откуда призвался служить в пограничные войска, о чем и мечтал!

Обращаюсь к вам с огромнейшей просьбой – помочь мне в одном личном вопросе. В письме ведь всего не расскажешь. Ну, как смогу. За месяц до своего призыва я совсем неожиданно, очень просто и случайно познакомился с одной девчонкой. Много нужно писать, чтобы вы смогли понять, как я ее полюбил; как мы с первого вечера начали понимать друг друга с полуслова, видно, мы действительно должны были встретиться с нею! До моей отправки в армию оставалось все меньше дней, а мы все сильнее привыкали друг к другу» и становилось тяжеловато на душе, что придется расстаться. Однажды вечером мы говорили о жизни, а потом разговор продолжили клятвой друг другу, что мы всегда, всю жизнь будем вместе, что, как бы ни было ей трудно, она будет меня ждать и обязательно дождется. Я смотрел ей в глаза и верил, потому что не мог не поверить. На память я подарил ей пластинку с песней, где есть такие слова: «Другой бы улицей прошел, тебя б не встретил, не нашел». Она обещала приехать ко мне на проводы, но не приехала. Конечно, я был очень расстроен, но у меня оставалась надежда, что она по-прежнему моя и только моя. Недели через полторы я написал ей письмо. И вдруг очень скоро получаю долгожданный, дорогой ответ. Письмо было очень добродушное, родное, понятное. В нем она писала, чтоб я не обижался, что между вами по-прежнему все хорошо. Я написал ей очень большое письмо, а затем начал писать почти каждый день и с нетерпением ждал ответа. Но писем от нее нет до сих пор. И что уж я ей только не писал, о чем не просил, какие только вопросы не задавал! Но в ответ – молчание. Как мне быть? Редакция, я обращаюсь к вам. Я думаю, в любом случае, – может, и парень другой у нее, только я этому почему-то не верю, – но все же хотя бы какое-то письмо можно ведь написать? Невольно возникают дурные мысли: иногда я думаю, что с ней случилось что-то серьезное. Мне становится все безразличным, иногда, кажется, просто с ума схожу. Прошло столько времени, а я все прежний и не могу ее забыть. Напишите ей, объясните все. Что мне остается делать, о ком мечтать, кого любить, кому верить или просто зачем тогда жить?

Владимир ОВЕРЧЕНКО

«Об этом я никому не рассказывала»

Мне недавно исполнилось 18. Эти годы, кажется, должны были бы быть самыми радостными, счастливыми – все-таки это лучшие годы юности, – а они выдались такими тяжелыми! Прежде всего страшная болезнь, расстройство мозгового кровообращения. До сих пор я с ужасом вспоминаю бессонные ночи, когда заснуть не в состоянии и не помогают никакие лекарства; ночи, наполненные жутким страхом и тоской, когда больную голову сжимает невидимый обруч, и я с ужасом слышу какой-то гул моторов, вой и треск, как в испорченном радиоприемнике. Наверно, я бы не выдержала, если бы не друг, который тогда был веселым, добрым и сильным. Он во многом мне помог, всего даже и не опишешь. Здесь и вымытые за меня полы, и решенные задачи по алгебре, которую я совершенно не могла понять, здесь и ласковые слова, и букеты цветов, которые он мог добыть в нашем степном городишке в Казахстане, и его смешные и трогательные песенки. Он чудесно играл на гитаре, пел и писал музыку. И боль отступала, исчезали страх и тоска. Часто он сочинял для меня забавные песенки, которые трогали меня до глубины. души, а сейчас я не могу повторять без слез такие строчки:

Наберу тебе в лесу

Спелой землянички.

Наберу и принесу

Малой Вероничке.

Но самой большой помощью и поддержкой был его взгляд. В минуты, когда мне весь свет был не мил, когда я ненавидела людей, себя, свою болезнь, когда приходила в расстроенную голову страшная мысль: «А когда же моя смерть?» – я встречала его взгляд, ласковый и твердый. И этот взгляд, полный любви, внушал мне веру и надежду.

Да, это был истинный друг. Друг, которому веришь, как себе. И даже больше, чем себе. Именно он поставил меня на ноги, не давая ни на минуту потерять веру в счастье.

Гибель его была нелепа и бессмысленна. Дорожная катастрофа. Он остался жив, но ненадолго. Когда меня в первый раз пустили к нему, он был весь в бинтах, подпорках и каких-то проволоках. Это было жутко. Я бы упала тут же, если бы не встретила снова его взгляд – по-прежнему твердый и ласковый. Он был прежний – добрый и сильный. Больше всего он переживал то горе, которое досталось из-за него на долю его матери и мне. Он старался утешить нас, шутил и смеялся так, что иногда я даже забывала, в каком он ужасном состоянии. Над его койкой висела старая гитара, которую он любил за сильный, глубокий звук. Он настоял, чтобы ее разрешили принести в больницу и повесить над кроватью. Играть он не мог. Он просил меня сыграть что-нибудь, и я играла, как могла. А он слушал и мечтал вслух о том, как он сам будет играть на ней новые песенки. Не довелось. Когда я пришла к нему в последний раз (я, конечно, не знала, что это последний), он был задумчив и грустен. А под конец сказал: «Знаешь, гитару возьми с собой. Пусть у тебя будет». Тогда я не поняла потрясающего смысла этих слов, не поняла, что это прощальный дар. На другой день я узнала, что он умер. Умер под утро, когда занимался майский солнечный день. Это был страшный удар, а я сама еще недавно оправилась от болезни...

Приближались выпускные экзамены. Все было как в тумане: не помню даже, что я говорила, что писала на экзаменах. Потом мы переехали в Крым. Но больше я не выдержала, сказалось все: и огромное горе, и напряжение экзаменов, и трудности долгой и нелегкой дороги, – и я жила только от «Скорой» до «Скорой». Потом я пыталась устроиться на работу, но не вышло: где с 18 лет берут, где по здоровью не подхожу. И со своей мечтой – а я мечтала поступить в университет на филологический факультет – мне придется расстаться. Но я готовлюсь, буду пробовать силы в художественное училище. Год прошел со дня его смерти, а кажется, что вечность. Вот гитара висит с красным бантом. А его нет. Совсем не укладывается в голове. Кажется, он сейчас постучит в дверь и войдет – прежний, веселый и сильный. Снимет гитару и запоет песенки, которые он не успел спеть...

Не знаю даже, почему вам, совсем незнакомым людям, я высказала все, чего не высказывала никому.

Вероника ЦУЗАКЕВИЧ, Крым, пос. Армянск

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены