Геолог Урванцев

Леонид Плешаков| опубликовано в номере №1173, апрель 1976
  • В закладки
  • Вставить в блог

На этот раз экспедиция состояла из 15 человек. В Дудинке нас ожидало 250 оленей, закупленных у населения для нашей экспедиции согласно телеграмме Красноярского Совнаркома местным Советом. Десять дней по уже раскисшим от июньской жары болотам преодолевал наш отряд стокилометровый путь от Дудинки до Норильска. Запряженные в сани олени едва тащили экспедиционное оборудование и снаряжение.

В то лето наша экспедиция покрыла инструментальной съемкой всю территорию Норильского района площадью в 25 квадратных километров. Окружающие горы, ручьи, озера окончательно получили свои наименования: гора Рудная, Шмидта, Надежды, Двугорбая, ручьи Угольный, Медвежий, озеро Долгое, Щучье...

– Так они называются и поныне...

– Но главное – мы разведали угольные залежи и подсчитали, что запасы только двух верхних мощных пластов составляют около 4,3 миллиарда пудов (около 72 миллионов тонн), что обеспечивало потребность Северного морского пути на многие десятилетия. Кроме того, обнаружили рудное тело, по типу близкое медно-никелевым месторождениям.

Представляете? Месторождение цветных металлов и рядом – уголь, энергетическая база для будущего металлургического комплекса. Всего сто километров по прямой до Енисея, а дальше – океан, самый дешевый водный путь. Вое. это рисовало заманчивые перспективы. Уже тогда я был уверен, что в этом месте вырастет город с мощной промышленностью. Тем более, что в том же самом месте рядом с нами работала партия инженера С. М. Львова, которая -вела изыскания трассы для узкоколейной железнодорожной ветки от Норильского угольного месторождения к Усть-Порту на Енисее. Сибревком надеялся таким образом форсировать работы по налаживанию перевозок по Севморпути, без которого Сибирь, отрезанная от других районов страны разрухой и развалом на транспорте, не могла развиваться.

– Другими словами, будущее Норильска было уже предрешено...

– К сожалению, все было не так просто. Гражданская война еще не окончилась. В стране нет самого необходимого.

В декабре 1920 года меня и второго геолога Ивана Петровича Рачковского командировали с отчетом в Петроград, где находился тогда Главгеологком. Ехали дней десять. Деньги тогда были не в ходу. Взяли с собой мешочек соли. По пути меняли все необходимое. Горсть соли – курица, кружка – гусь.

В Питере привезенные образцы норильских руд дали хороший результат: обнаружены медь и никель. Я считал, что должны в них присутствовать еще платина и другие металлы. Но в лабораториях Геолог-кома не было кокса, чтобы произвести тигельную плавку, не было и химических реактивов для соответствующих точных анализов. Я оставил два образца Н. К. Высоцкому, лучшему нашему специалисту по благородным металлам, в надежде, что тот при случае сможет довести дело до конца, а сам уехал в Сибирь.

Будущим летом в Норильск прибыла экспедиция уже в 59 человек. Заранее по указанию Сибревкома в районе разведки была заготовлена тысяча бревен местной лиственницы. Мы заложили штольни на руду и уголь, вели топографическую съемку. К концу лета срубили бревенчатый дом, в котором остались на зимовку четверо рабочих, начальник горных работ А. К. Вильям, завхоз А. И. Левкович и я. Начатые летом метеонаблюдения – для этого развернули метеостанцию – решили продолжать и зимой, потому что разговоров о суровом климате здешних мест мы наслышались много, и нужно было точно знать, что и как, чтобы дать рекомендации тем, кто начнет строить город.

– Это был тот самый дом, на котором висит мемориальная доска с надписью: «Первый дом Норильска, построенный геологоразведочной экспедицией Н. Н. Урванцева летом 1921 года. У этого дома зимовщики в 1922 году провели первую в Норильске первомайскую демонстрацию»?

– Да, это тот самый дом.

Зима оказалась суровой. Но мы продолжали поиски.

Я понимал, что вывозить к Енисею уголь и руду, доставлять из Дудинки необходимое оборудование будет очень трудно, пока не построят надежную железную дорогу. А ее строительство в здешней тундре – задача сама по себе чрезвычайно сложная. Нужно было искать иной путь.

В 14 километрах к востоку от Норильска протекает река Норилка, которая впадает в озеро Пясино и вытекает из него уже под названием Пясины. Эта река впадает в Карское море в 250 километрах к востоку от устья Енисея. Если Пясина окажется судоходной, то грузы для Норильска можно будет завозить по ней. Пробросить от нее 14-километровую узкоколейку гораздо проще, чем вести дорогу к Дудинке.

Той зимой мы обследовали все окрестные озера и реки. А в начале июня, когда Пясина вскрылась, я с отрядом в пять человек прошел всю реку от устья и в августе Карским морем под парусом прибыл на Диксон. Глубины и скорость течения на Пясине оказались достаточными для прохода груженых судов...

Я слушал Николая Николаевича, мысленно представлял эти места. Даже теперь, спустя пятьдесят лет после его экспедиции, они, достаточно обжитые и изученные, поражают своей суровостью. Даже теперь, в стосорокатысячном Норильске, во время пурги на улицу носа не высунешь. Чтобы идти против ветра, приходится складываться чуть ли не вдвое. Даже летом, в разгар полярного дня, на этой скудной, промерзлой земле ничто, кроме мхов и чахлых деревцев, не хочет расти. На газонах вместо цветов сеют овес: хоть какая, а зелень.

А вот тогда, по рассказу Урванцева, все получилось как-то очень просто. Да, было трудно, да – морозно, голодновато. Ну, а в общем ничего особенного.

Должен дополнить его рассказ деталями. В свою экспедицию на Пясине он взял сорокавосьмилетнего Никифора Бегичева, дудинского охотника-промысловика, бывшего боцмана русского флота, участника экспедиции Э. В. Толля, искавшей в 1900 – 1902 годах легендарную землю Санни-кова. Того самого Бегичева, который в 1908 году совершил поездку в устье Хатанги и Анабара, где открыл два острова, названных его именем. Так вот, в конце 1918 года Р. Амундсен, зазимовавший у восточного побережья Таймыра на судне «Мод», послал на остров Диксон двух своих спутников, Кнутсеиа и Тессема. На Диксоне в то время находилась радиостанция, и норвежцы хотели передать на родину сообщение о своей экспедиции. Ни Кнутсен, ни Тессем на Диксон не пришли. Только весной 1921 года поисковая партия Н. Бегичева нашла останки одного в районе мыса Вильда. Второго спутника и почту, которую Амундсен отправил с ними, обнаружить тогда не удалось. И вот летом 1922-го отряд Урванцева, плывший из устья Пясины на запад, заметил на берегу моря, километрах в 80 от Диксона, листы бумаги. Как оказалось, это была почта Амундсена. А чуть позже на берегу Енисейской губы, как раз напротив диксонской радиостанции, участники группы Урванцева Н. Бегичев, Б. Пушкарский, Г. Базанов во время охоты нашли останки Тессема. Истощенный, изнуренный тяжелым переходом в темную полярную ночь, он погиб всего в двух километрах от цели.

Сравните даты. 1918 – 1919 годы – Амундсен зимует у Таймыра. Летом 1919-го Урванцев с пятью спутниками обследует район будущего Норильска. Совладают не только годы и география. Одинаковы условия работы, когда за каждый шаг познания людям приходилось платить самую высокую цену.

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены