В. КОЖЕВНИКОВ. Василий Иванович, все знают историю создания легендарной уже «Молодой гвардии», знают, что вы были в числе ее организаторов в сентябре сорок второго года. Почти всем вам было по семнадцать-восемнадцать лет, вы даже о технике конспирации толком не слыхали, а о принципах подпольной борьбы – тем более. И все-таки подполье. И все-таки борьба. И все-таки риск. Так?

В. ЛЕВАШОВ. А как иначе? И борьба, и подполье, и риск. Вы сами прошли всю войну, видели таких же мальчишек, как мы, которым тогда никто не делал скидку на возраст.

В. КОЖЕВНИКОВ. Война не спрашивала даты рождения...

В. ЛЕВАШОВ. А Краснодон – это была война. В сорок втором году я вернулся сюда, где учился и вырос, где чуть-чуть не успел закончить школу: курсы партизанских радистов заменили ее мне. Город был уже оккупирован, и то, что враг был рядом с нами, да что там рядом – здесь же, в нашем городе, в наших домах! – все это торопило нас, заставляло действовать немедленно, не сидеть сложа руки, не ждать. Мы искали верное решение, единственно верное: или перейти линию фронта, или уйти к партизанам, или же самим создать подпольную организацию, которая бы действовала прямо под носом у фашистов. Как вы знаете, победил третий вариант... Ваня Земнухов, Уля Громова, Олег Кошевой и другие пытались уйти из Краснодона еще до оккупации, но не успели и, конечно же, не могли оставаться бездеятельными. Я был очень рад, что, вернувшись, встретил их – моих давних школьных товарищей. Нас столько связывало, что доверяли мы друг другу безоговорочно. Вот странное дело: я был членом штаба организации, мои друзья – тоже, а ведь нас никто не выбирал, не голосовал на собрании...

В. КОЖЕВНИКОВ. Война и здесь диктовала свои условия: сначала создавался штаб, а уж он сплачивал вокруг себя организацию. И «Молодая гвардия» в этом смысле не исключение. Ее история хорошо известна всем советским людям благодаря прекрасному роману Александра Фадеева. Заметьте: роману, художественному произведению, допускающему и домысел и переосмысление даже в тех случаях, когда речь идет о событиях и фактах подпинных, имевших место в действительности...

В. ЛЕВАШОВ. И все же роман Александра Фадеева именно точен (хотя это роман, а не документальная повесть), точен не только в описании событий или героев, нет, точен в деталях. Помню, как поражался я этому, когда впервые читал книгу. Что это? Прозорливость таланта? Дар видения сквозь время, сквозь сухую скороговорку документов, сквозь сбивчивые рассказы свидетелей? Вероятно, так.

Но, простите, я отвлекся...

Организация наша насчитывала более семидесяти человек, и, наверно, цифра эта могла быть и больше: желающих хватало. Но всегда – от первого до последнего дня существования «Молодой гвардии» – перед нами стоял вопрос: кому можно доверять? И как доверять: полностью или не совсем? Как же было просто и легко до войны! Безапелляционность мальчишеского мнения мгновенно позволяла разделить одноклассников на «плохих» и «хороших», и в общем-то это деление почти никогда не подводило – ни в учебе, ни в играх, ни даже в товариществе. Но вот пришла война, и мы с ужасом видим, что вчерашние «хорошие» мальчики служат сегодня в управе или даже в полиции, славят мощь фашистской армии или просто отсиживаются дома, памятуя вечный постулат обывателя: моя хата с краю, нас не трогай, и мы не тронем. С новоиспеченными полицаями все было, конечно, ясно. А как быть с теми, кто не надел на руку повязку, кричащую о лояльном отношении к оккупантам? Кто бы вам указал: этому можно доверять, а этому – не стоит? А если мы все же решились довериться человеку, а он отказался пойти навстречу, испугался? Всяко было. Но ведь он уже что-то знает о нас, хотя бы о том, что мы есть, мы не смирились. Значит, появляется опасность провала. Нет, доверяться человеку можно было лишь в том случае, если верить ему на все сто. А кому верить на все сто? Это был один из самых трудных вопросов для нас.

В. КОЖЕВНИКОВ. Не только для вас. Этот же вопрос задавали друг другу подпольщики везде, где шла подпольная борьба. В ее условиях довериться постороннему – риск. Но ведь и сама борьба – тоже риск. Каждодневный, ежечасный, смертельный. Разве вы не рисковали с самого начала, создавая подпольную организацию, вы, мальчишки и девчонки, у которых не было никакого опыта подпольной борьбы? Рисковали, еще как рисковали! Но как иначе вы могли поступить? Сидеть сложа руки, размышляя трезво и разумно: а стоит ли рисковать? А не провалимся ли мы?

В. ЛЕВАШОВ. Нет, конечно, не могли. А кто бы мог?

В. КОЖЕВНИКОВ. Вопрос, как говорится, и ответа не требует.

В. ЛЕВАШОВ. Мы твердо знали: если мы начнем активную борьбу с оккупантами, то вполне возможен и провал. Да, мы знали, что такое гестапо, представляли весь ужас пыток, но это не могло нас остановить. И не потому, что мы все поголовно были героями. Какие герои? Обыкновенные ребята...

В. КОЖЕВНИКОВ. В том-то все и дело, что обыкновенные. Именно вы! Советские! Те, для кого слова «патриотизм», «любовь к Родине» с детства были чем-то естественным, если хотите, обычным. В этом истоки ваших необычайных дел.

В. ЛЕВАШОВ. А кроме того, мы с самого начала были не одни. Мы, естественно, долго размышляли, как нам формировать организацию, взвешивали варианты... Но одно решение было принято сразу: необходимо связаться с коммунистами. Мы даже знали с кем. Еще до войны у нас в школе выступал Филипп Петрович Лютиков, рассказывал о своем участии в партизанском движении на Украине во время гражданской войны. А тут его в городе видели. Выходит, не зря он остался. Не смущало нас и то, что он работает на немцев, догадывались: работа эта является прикрытием для нелегальной, подпольной деятельности. Помню, поручили мы Ване Земнухову связаться с Лютиковым и не ошиблись: шаг оказался верным. Впоследствии мы были связаны с молодым коммунистом Евгением Мошковым – человеком, впрямую подчиненным Филиппу Петровичу. Так что мы всегда могли советоваться со старшими товарищами, с коммунистами, обсуждать с ними каждый шаг, каждую акцию. Иными словами, не чувствовали мы себя в вакууме, в одиночестве.

Кстати, тот же Мошков, выслушав нас, поначалу даже руками замахал: мол, с вами дело иметь опасно, сами провалитесь и меня за собой потянете. Но это при первой встрече. Затем он изменил мнение. И его советы по структуре организации, по методике работы (а мы понимали. что за ним стоит опыт многих коммунистов-подпольщиков) очень помогли нам с самого начала. Мы стали организацией.

А где-то рядом с нами боролись неизвестные нам люди, иной раз – в одиночку. Представьте: взрыв в городе. Ни мы, ни коммунисты-подпольщики к нему отношения не имеем. Значит, кто-то еще сражается с врагом – ежедневно, ежечасно, повсюду. И, поверьте, все это еще больше укрепляло нас в своей решимости стоять до конца. И не ждать конца, а сражаться. Вот так же ежедневно, ежечасно, повсюду – за Родину.

В. КОЖЕВНИКОВ. Вы, как и весь народ, боролись именно за Советскую Родину, за существование первого в мире государства социализма, которое воспитало нас всех коммунистами. Вы сражались за строй, который был завоеван вашими отцами. Как же дети их, тех, кто в семнадцатом году штурмовал Зимний дворец, сражался на баррикадах Пресни, могли отдать его на разрушение врагу!

Мы высоко ценим движение Сопротивления во Франции, борьбу подпольщиков Италии. Но мы помним и то, что много колеблющихся, нестойких, соглашающихся было в годы второй мировой войны в европейском Сопротивлении. А до конца последовательными, до конца стойкими в нем были только коммунисты, вооруженные важнейшим оружием – марксистской теорией, коммунистическим духом.

В. ЛЕВАШОВ. В «Молодой гвардии» боролись с фашистами мальчишки и девчонки, которые вчера и не думали даже, что им придется взять в руки гранату, револьвер или автомат и – стрелять, стрелять, стрелять...

Вы знаете, я не верю тем, кто якобы никогда не испытывал обыкновенного человеческого страха. Страха перед пыткой. Страха перед провалом. Страха перед смертью, наконец. Был страх, как же иначе. Днем еще ничего: дела, работа, суета. А вечером, ночью приходил страх, особенно перед выполнением задания. Мы очень тщательно продумывали каждую операцию – до мелочей, до секунд, старались предусмотреть любые неожиданности, ведь каждый на счету, каждый – твой товарищ. И все же побаивались: и за себя и за других. Но показать страх – боже упаси! Вероятно, со стороны могло бы показаться, что нет людей бесстрашнее нас, когда мы шли на задание: и подшучивали друг над другом и что-то веселое из школьной жизни вспоминали...

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.