– Нет, – сказала Лира Федоровна. – Нет... Как все это странно... Я не могу понять...
Лаврухин показал ей телеграмму. Лира Федоровна долго разглядывала бланк, потом сказала:
– Папа... Вот уж не думала.
– Ваш папа утверждает, что он не посылал этого сообщения, – сказал Лаврухин.
– Но... Я не понимаю...
– Скажите, как бы вы поступили, получив телеграмму? – поинтересовался Лаврухин. Он задал этот вопрос словно бы между прочим. Но я знал его отношение к телеграмме, знал, что она не дает ему покоя. Телеграмма была фактом, в котором заключался недоступный пока для нас смысл. И чем дальше забирались мы в дебри этого дела, тем загадочнее выглядела история с телеграммой.
– Я приехала бы, конечно, – сказала Лира Федоровна, и в ее голосе явственно прозвучала обида.
– И вас не удивила бы подпись подателя? Вам бы не захотелось ничего выяснить?
– Не знаю, – сказала Лира Федоровна со вздохом. – Может быть, я позвонила бы папе. Или Вале. Потому что... Понимаете, в это невозможно поверить.
Она имела в виду смерть Астахова, но Лаврухин решил уточнить.
– Во что? – спросил он.
Лира Федоровна не ответила. Помолчала недолго, потом сказала:
– Я хочу знать, зачем меня привели сюда.
– По-моему, я уже объяснял это вам, – сухо заметил Лаврухин. – Вы привлечены в качестве свидетеля по уголовному делу. Вы должны отвечать на те вопросы, которые сочтет нужным задавать следователь, и говорить только правду.
Сказав это, Лаврухин выдержал паузу, чтобы дать возможность Лире Федоровне оценить серьезность момента, затем, сбавив на полтона официальность, пояснил, что вопросы, которые он намерен задавать ей в ходе беседы, могут показаться и неожиданными и даже не совсем деликатными, но он надеется на взаимопонимание, ибо считает, что Лира Федоровна женщина умная, что ей не надо растолковывать азбучные истины, что он ждет от нее помощи, помощи и еще раз помощи. И тут же, не давая ей опомниться, снова круто повернул к телеграмме, спросив Лиру Федоровну, кому до отъезда в Крым она сообщала о своем желании «навсегда покинуть Заозерск». На первый взгляд этот вопрос вроде и не имел отношения к телеграмме, но я-то знал, что имел. В телеграмме было всего три слова: «Возвращайся Николай умер». Как будто ничего особенного. Но Лаврухину давно бросилось в глаза словечко «возвращайся». Оно выглядело в общем-то лишним. Его можно было бы объяснить торопливостью отправителя, но такое объяснение не выдерживало самого поверхностного критического анализа. От телеграммы за версту несло железной продуманностью. И то, что текст был отпечатан на машинке, и то, что автор укрылся за фамилией Казакова, – все свидетельствовало, что человек, отправляя депешу, предвидел некие отдаленные последствия. При этом представлялось сомнительным, что, идя на почту в понедельник, анонимный корреспондент Лиры Федоровны думал о вторнике. Если этим корреспондентом был тот, кто убил Витю Лютикова, то он воздержался бы посылать столь подозрительную телеграмму. А поскольку он ее все-таки послал, то, значит, в три часа в понедельник он еще не планировал убийства. Или телеграмму отправил кто-то другой, к убийству Вити Лютикова отношения не имеющий. Однако в любом случае человек этот не желал показывать своей причастности к авторству. Чего-то он опасался. Здесь начиналась зыбкая зона предположений и догадок. Лейтмотив телеграммы, говорил Лаврухин, – призыв к возвращению. Отправитель, говорил Лаврухин, был действительно взволнован, узнав о смерти Астахова. Но думал он, сочиняя телеграмму, не столько о том, что Астахов умер, сколько о том, что эта смерть снимает некие барьеры между Заозерском и Лирой Федоровной, барьеры, о существовании которых анонимный автор телеграммы был осведомлен. И он поспешил сообщить об этом женщине. Смерть Астахова не огорчила его, а обрадовала, говорил Лаврухин, поэтому он незаметно для себя и начал телеграмму словечком «возвращайся»...
Лаврухин поморщился, когда Лира Федоровна сказала, что своей задумкой о перемене места жительства она ни с кем не делилась. Да, ей надоел Заозерск, но бросить все и уехать просто так, куда глаза глядят, Лира Федоровна не решалась, на такой подвиг она не считала себя способной. Она ждала случая. И дождалась, встретив Ребрикова...
– Но незадолго до отъезда в Крым вы поссорились с Астаховым, – сказал Лаврухин.
Синие глаза не выразили удивления столь глубокой осведомленностью. Они смотрели спокойно и, я не побоялся бы сказать, равнодушно. Лира Федоровна кивнула.
– Да, – сказала она.
– У вас как будто не было намерения узаконить отношения с Астаховым?
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.