Он ходил очень четко и очень прямо. Я специально употребляю несколько нарочитое слово — очень. Именно излишняя уверенность была характерна для походки этого пожилого человека.

Изо дня в день, засунув правую руку за борт отутюженного офицерского френча цвета хаки с белоснежным подворотничком, а левую опустив вдоль тела, шагал он одной и той же дорогой — через весь наш огромный двор к арке ворот, потом сворачивал на улицу...

И лишь по синим плоским очкам в дешевой оправе, по тому, как тщательно делал он прямые углы, как скована была его левая рука и напряжена сухощавая, без намека на сутулость спина, можно было понять, что этот человек слеп.

Каждый раз, когда он проходил мимо нас — подтянутый и строгий, — мы переставали играть в колдунчики, лапту или салочки. Потом, когда стали старше и носиться по двору было уже неудобно, прекращали свои такие важные, как нам в то время казалось, разговоры: кто с кем дружит да кто с кем в ссоре...

Это был человек ОТТУДА-

Человек, напоминавший нам, что идет война.

Потом -что война только кончилась.

Потом — что война была совсем недавно.

Он появлялся именно тогда, когда мы за своими ребячьими заботами вдруг забывали об этом. Он был для нас живым памятником тем, кто не вернулся, и тем, кто вернулся вот таким.

Я видела сражения и врагов только на экране. Слепой подполковник обладал магической силой: он заставлял меня ощущать запах боя — запах войны. А еще заставлял остро чувствовать какую-то вину перед ним.

Мне казалось, с годами это пройдет, — ничего не поделаешь, обостренное восприятие девчонки, чье детство совпало с беспримерной битвой. Но шло время, и ничто не менялось. Стоило мне увидеть человека, чем-то похожего на подполковника, а особенно попасть в те места, где не так уж давно наши люди умирали за каждый клочок родной земли, у меня появлялось желание прямо тут же, на улице, остановить любого прохожего, поглощенного своими большими и малыми заботами, и спросить его:

Помнит ли он, по какой земле ходит?

Не забыл ли, что было здесь, на месте вот этого кустика, на месте вот этого дома, каких-то полтора-два десятка лет назад?

Чтит ли тех, кто дал ему возможность спешить на работу, радоваться сданному экзамену, смеяться на кинокомедии, мучиться из-за трудной любви, то есть жить?

Мы часто заглядываем в будущее. Это необходимо. Без этого жизнь была бы куцей и бескрылой. Но мы не должны забывать и о прошлом. Мы обязаны оглядываться назад.

... Когда я узнала, что могу поехать в Сталинград, я обрадовалась и разволновалась: наконец-то побываю — и уже не проездом — на земле, измученной войной, смогу познакомиться с людьми, живущими на ней теперь, и, посмотрев в их глаза и сердца, получить ответ на мучающий меня, да, наверное, не только меня, вопрос: помнят ли?

И вот я уже брожу по этому удивительному городу, любуюсь его домами, простыми и красивыми, а перед глазами — строки из директивы гитлеровского командования № 41 от 5 апреля 1942 года:

«... Следует пытаться дойти до самого Сталинграда или, по крайней мере, вырвать его из числа промышленных центров и узлов сообщения, подвергнув его действию нашего тяжелого оружия...»

Они пытались... Они подвергали... Свыше восьмидесяти дивизий бросили фашисты на этот город. До тысячи самолетов прилетало каждый раз на его бомбежку. Больше двухсот дней и ночей длилась Сталинградская битва. Горела земля. Горела Волга. Только мирных жителей погибло сто пятьдесят тысяч человек! Материальный ущерб, причиненный городу, исчисляется в девять миллиардов рублей.

А Сталинград выстоял. А сталинградцы выдержали. Я представляю, как ярились писаки из профашистской газетенки «Лежия», издававшейся в городе Льеже, на бульваре де-ла-Совеньер, когда они 16 сентября 1942 года, так и не получив сообщений о взятии Сталинграда, были вынуждены отложить до лучших времен выход в свет своего специального выпуска.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.