Председатель поморщился.
— Хватит, Розалия Павловна, легче...
— Кому хватит, а кому и нет! Мы свое горбом зарабатывали, слезами и потом. Кто скажет, что неправду говорю?
— Я скажу! – выкрикнул Веткин.
— Ты? С ума сошел...
А он даже вырвался вперед, качнулся, будто кто-то подтолкнул его сзади.
— Горбом, говоришь? Чьим только? Чужим, красавица...
— Это домработница, что ли?
— Кроме! Весной у тебя сколько работало?
— А у тебя?
— И у меня, красавица, и у меня! – Он захохотал так визгливо и неправдоподобно, что никто даже не улыбнулся.
«Похоже на истерику, – предположил Второв. – Или «под мухой»?» Но Веткин говорил трезво и насмешливо:
— Мы с тобой, товарищ Салтыкова, как два карася на одной сковородке. С каждого по способностям – каждому по холке. С изъятием всего благоприобретенного на нетрудовые доходы. Чикбрик и – на сковородку. Спрыгнешь? Хрен-то... – Он пошатнулся.
— Пьян! – взвизгнула Салтычиха. – Почему на собрание пьяных пускаем?
— Шел бы ты домой, Иван Пальгч, – раздраженно сказал председатель. – Только людям мешаешь.
— Пог... годи, – запинаясь, сказал Веткин. – Я не мешаю. Я разъясняю. Железный закон марксизма: переход личной собственности в частную. Плохо
газеты читаешь, Розалия Павловна, – обернулся он к Салтычихе. – Где нэпманы? Где кулаки? То-то... А теперь наш черед. Конечно, мы не хищники, так себе – грызуны. Но в коммунизм нас с тобой не пустят, будь спок.
— Не пустим, – весело подтвердил Юра. Он стоял, весь подавшись вперед, явно порываясь говорить. Костя тянул его за штаны, он отмахивался. – Дайте мне слово, товарищи.
— Вам? – удивился председатель.
— Я не член кооператива, но живу сейчас в этом поселке. Можете не считать меня при голосовании, но сказать разрешите.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Рассказ