Отступились

«Словом, извините за беспокойство».

Кладу письмо в ту же папку, где лежит письмо из Саранска. Что ж, вот теперь и прояснилось, что совсем не в горячке разговора забыл Виктор назвать завод, на котором работает.

Человек, готовый к борьбе?..

Кроме выражения надежды, что все утрясется само собой, Виктор написал еще, что если этого не произойдет, то вот уж после защиты диплома и распределения, а он хочет работать на этом же заводе, он молчать не станет. Тогда-то уж его ничто не удержит.

Да и Тамара П. не только жалуется «Пишу для того, чтобы вы опубликовали рассказ или статью о тех, кто из-за положения и зарплаты, из-за желания командовать людьми соглашается и идет на высокие должности, не заслужив ни доверия, ни уважения людей, с которыми работает. Чтобы они прочитали о себе и устыдились того, что делают».

Такие вот надежды.

Надежды такие, что разделить их я, например, попросту не могу. Увы, как ни обидно мне, человеку пишущему, признавать это, все же боюсь, что даже если и прочтут рассказ или статью, написанные по совету Тамары П., люди не на своем месте, то не устыдятся. И заявления «по собственному желанию» не напишут. Потому просто, к примеру, что не узнают себя в героях подобного материала – такие люди видят себя совсем не так, как мы их. Другое дело, если статья будет с конкретными фактами, адресами, фамилиями. Но такого материала по письму Тамары П. не напишешь.

Что же до Виктора... Не знаю, заставит ли он теперь когда-нибудь себя бороться с несправедливостью, выступить за обиженного человека? Именно заставит ли? Ведь теперь, после того, как он отступился, ему придется заставлять себя бороться. Заставлять, потому что отступаться он уже научился.

Не слишком ли строго это – так сразу о нем?

Боюсь, что нет. Есть ситуации и ситуации. И я вовсе не сторонник того, что в каждом сложном случае нужно тут же лезть на рожон, крушить направо и налево. Так можно и дров наломать. Но ведь есть случаи, когда ясно самому себе: «Не могу молчать! Не должен молчать! Совесть-то у меня есть?!» И вот если человек сдерживает себя здесь, в таком случае способен надеть на себя узду!..

Сдается мне, что в таком случае что-то ломается в нем бесповоротно. Что-то внутри. Тут при всей рискованности подобных сравнений можно привести пример из физики. Когда какое-то тело набирает приличную скорость, резкое торможение при таком разбеге приводит к внутреннему потрясению. А что уж говорить о полной остановке на всем ходу! Возникают перегрузки, при которых все смещается и перетряхивается внутри. И неизвестно, как потом уложится. В том ли порядке...

Вот и сдается мне, что такое произошло с Виктором. Все-таки верю я, что хотел он, действительно хотел и помочь своей наставнице и несправедливости воспрепятствовать. По-настоящему хотел, только... Только испугался. Испугался грядущих, возможных неприятностей. Он понял, что есть дела у него сейчас «поважнее»... И заставил себя остановиться. Сломал в себе негодующее, толкавшее его на борьбу чувство. Боюсь, что теперь ему всякий раз будет куда проще доказать себе, что лучше побыть в стороне, надеясь, что все перемелется к лучшему само по себе. Ведь там, «в стороне», он уже обжился, обтоптал себе местечко. Привычное теперь для него это место.

Написал я выше, что ломается внутри человека при таких конфузах что-то, а теперь подумал: да какое там что-то! Если уж начистоту, то свое гражданское достоинство ломает в себе человек, самоуважение глушит, честные благородные чувства, разбередившие душу и ум, жалким расчетом тушит.

Словом, не верится мне никак теперь в его «потом, когда ситуация будет благоприятнее...» Ох, уж эти детские надежды на то, что вот уж со следующего понедельника обязательно начну новую жизнь! Непременно. А сейчас? Сейчас еще можно жить по-старому. Ну, тогда-то, в детстве, еще не понимаешь. что потом будет лишь то, что закладываешь в жизни сейчас, не откладывая, не мороча себе голову прекраснодушными планами. И если случалось мне видеть людей, которые действительно начинали что-то вроде новой жизни, то были это люди, которые в минуту сильного душевного потрясения и напряжения принимали решение и начинали жить по-другому немедленно, тут же. Виктор минуту такого душевного взлета пережил, а жить-то принялся в результате так, что теперь перед собой неловко. Живет ныне с сознанием: «Я несильный человек». Сам о себе так решил. Сам себя таковым перед людьми выставил...

Одно она решила для себя бесповоротно: после института начнет другую жизнь. Она станет иным человеком. Совсем не той малоприметной студенткой, о которой на курсе никто не мог сказать ничего внятного, кроме: да есть такая, ничем особенным не выделяется, друзей не имеет... На работе все будут знать другую Валентину – способного молодого специалиста, активную общественницу, которая всегда в гуще всех дел, к которой все идут за помощью, у которой друзья в каждом отделе...

Распределили Валентину в проектную организацию. В первый же день она пришла в комитет комсомола и попросила себе поручение. И не просто какое-либо, твердо сказала, что хочет работать в «Комсомольском прожекторе». «Почему именно в КП?» – спросили у нее. Ответила: «Слышала, что это самый трудный, самый ответственный и самый... запущенный участок». Прыти новичка вежливо удивились, но возражать не стали. Что ж, давай вытаскивай самый отстающий участок.

И вот первый рейд. Она чувствовала, как это важно – сразу заметно, здорово начать свою работу.

Проверяли соблюдение технологической дисциплины одним из отделов. Очевидно, рейд комсомольцев сыграл свою роль – график был выдержан, материалы заказчики получили в срок. Валентину в комитете похвалили: продолжай в том же духе.

В ходе рейда, между прочим, выяснилось, что весьма неблагополучное положение сложилось в соседнем отделе – плановые объекты замораживаются, откладываются, переносятся. Полный набор привычных «объективных» объяснений: нехватка средств, людей и т. д., а дело стоит на месте. Валентина настояла на том, чтобы в дело вмешался и КП. Вмешались, и весьма решительно, кое-что с мертвой точки сдвинулось. Но одновременно по отделам поползли слухи: новенькая, мол, запугивала работников отдела, ведет себя высокомерно, доводит людей до истерики, видимо, делает себе карьеру... Сплетни ползли, обрастая, как водится, все новыми и новыми домыслами.

Валентину они резанули больно. Тем больнее, что она была убеждена в своей правоте. Да и упрекнуть ей себя было не в чем. Вроде бы... Вроде бы вела себя совершенно правильно, ничего себе не позволяла... Все это было так неожиданно, что очень скоро она просто потерялась и начала сомневаться в себе. Бросилась за помощью в комитет: «Объясните, где я ошибалась, если ошибалась? А если я была права – помогите, защитите!» Кто-то сказал ей: «Не обращай внимания». Кто-то отмахнулся: «Расхлебывай теперь сама». Другой посоветовал: «Жалуйся куда-нибудь».