Техникум я окончил с отличием, что дало право продолжать учебу в Московском институте легкой промышленности. И вот тут я вдруг понял, что ткань – лишь сырой материал для формы. Идея художника может найти свое воплощение только на живом человеке. И я решил стать модельером, чтобы получить возможность реализовать свои идеи в конкретных образцах одежды. Дважды проходил практику в общесоюзном Доме моделей, что на Кузнецком мосту, в Москве, и даже был приглашен работать там после окончания института. Но так случилось, что при распределении я был направлен на фабрику рабочей одежды руководителем группы художников в экспериментальный цех.
Эту скороговорку Зайцева о том, как он восходил к будущей профессии, я хочу дополнить деталями, которые, как мне кажется, помогут лучше понять и его характер и то, что он успел сделать, а главное, как это ему удалось.
Поначалу институт не дал ему общежития. И Зайцев на полтора года поселился у гостеприимных московских инженеров, став членом семьи и прислугой одновременно. Когда хозяин с женой уходили на службу, Слава ухаживал за двумя их малолетними сыновьями, ходил за покупками, убирался по дому, готовил обед. Если, случалось, приходили гости, он вечер напролет вальсировал с хозяйкой. И учился. И со своей студенческой стипендии ухитрялся помогать матери. В институте он был ленинским стипендиатом и окончил его с отличием.
Ничто никогда не давалось ему без труда. Отсюда его неприязнь к лентяям, нетерпимость к любой праздности. Убежденный, что всегда можно найти полезное занятие, он не любит сидеть без дела. Уважая труд как таковой, считает своим долгом помочь в работе другим. Убедился в этом лич.но.
Та наша первая, почти двадцатилетней давности встреча не обязывала к продолжению даже шапочного знакомства. За все эти годы мы и вправду виделись, может быть, раза два-три, опять на каких-то показах мод, и если перебросились по ходу дела парой фраз, так они давно должны были выветриться из его памяти. Мало ли народу расспрашивало его за это время о «всякой чепухе». Оказывается, он все помнил и, стоило мне позвонить и попросить интервью, сразу согласился встретиться и ответить на все интересовавшие меня вопросы.. В те дни он жил по довольно напряженному распорядку. Совсем недавно был открыт Дом моды, и на него, главного художника, свалилась масса текущей организаторской работы. А еще были обязательства перед театром, кино. Были и другие творческие планы, и все требовало времени. Но он сумел выкроить «свободное окно», и когда мы встретились, то этими часами распоряжался я. А если, случалось, нас прерывал телефонный звонок – знакомых у Зайцева много, и звонят ему часто, – он коротко извинялся в трубку:
– Позвони попозже, у меня работает корреспондент.
Или такая мелочь. Оба мы уже в том возрасте, когда спокойно можно обращаться друг к другу на «вы». Но эта вежливая форма все-таки подразумевает определенный предел откровенности или, вернее, доверительности при обсуждении каких-то спорных вопросов. На «ты» это делать проще. Однако, как я полагал, мы не были знакомы настолько хорошо, чтобы сразу говорить на «ты». Зайцев нашел изящную форму для такого перехода. Он вспомнил какой-то наш с ним спор еще при первой встрече. И само собой получалось, что с таким стажем знакомства мы можем обращаться друг к другу только по имени и на «ты». И этим он значительно облегчил мою работу.
Но я отвлекся.
На фабрике рабочей одежды он проработал всего три года. Объясняет это тем, что характер его поисков все время вступал в конфликт со сложнейшим массовым производством.
– Я предлагал новую модель, причем не какую-нибудь экстравагантную, а только чуть-чуть повеселее, поудобнее, нежели шила фабрика, из тех же самых тканей, а мне говорили: где гарантия, что она «пойдет», что понравится покупателю? Гарантий я, естественно, дать не мог и предлагал выпустить небольшую партию в виде эксперимента. Ведь цех-то, где я работал, считался экспериментальным. Но оказалось, что экспериментировать можно только в пределах строгих границ. Каждая новая модель прежде, чем быть запущенной в массовое производство, должна пройти через серию экспертиз, быть утвержденной специальными комиссиями, на нее нужно выработать соответствующий стандарт. К сожалению, все эти бесспорно необходимые формальности растягиваются на такой срок, что любая новинка успевает безнадежно состариться еще на дальних подступах к конвейеру.
Были еще и чисто экономические ограничения. Допустим, на изготовление плаща отпускалось по нормам пятнадцать минут рабочего времени швеи-мотористки. Значит, я, предлагая новую модель, не мог выйти из рамок этой четверти часа. И если вдруг мне нужно было украсить плащ какой-то отделкой, деталью, то есть израсходовать на его изготовление времени на минуту-другую больше нормы, это считалось недопустимым. В производстве время в буквальном смысле деньги. Чем больше его тратится на выпуск какой-то вещи, тем эта вещь должна стоить дороже. Значит, необходимо пересматривать и ее оптовую и розничную цены. А это тоже довольно сложный процесс.
Короче, за три года ни одна моя идея, ни одна моя модель так и не нашли выхода в массовый пошив. В любой профессии невозможность осуществить свой творческий замысел – драма. В профессии художника-модельера, где реализация замысла имеет столь скоротечный и прикладной характер, – тем более...
– И тогда ты ушел в Всесоюзный Дом моделей, надеясь, что там твои поиски быстрее найдут понимание и практическое применение?
– Да, надеялся. Еще студентом я проходил там практику, и мне казалось, что это как раз та организация, где мои идеи смогут наконец реализоваться...
– И что же?
– К сожалению, не все получилось так, как я планировал... В Доме моделей работал большой коллектив художников, среди которых было немало по-настоящему талантливых, интересно, неординарно мыслящих. Но все, что мы придумывали и разрабатывали, не доходило до широкого потребителя. Мы и легкая промышленность существовали как бы сами по себе. Нас разделял непреодолимый барьер, ни свалить, ни перепрыгнуть который так и не удалось.
– Почему?
– Этот вопрос нужно адресовать руководителям легкой промышленности. Я бы сам хотел узнать, почему так происходит. За тринадцать лет, что я проработал в Доме, мною были предложены сотни моделей одежды: пальто, костюмы, платья, белье. Женские, мужские, детские. Для повседневной носки, для занятий спортом, вечерние туалеты. И все напрасно, никому это не пригодилось, все оказалось ненужным.
– Прости, но ведь были еще и международные выставки, где экспонировались твои модели, они с успехом и широко демонстрировались и у нас в стране. Я сам бывал на таких показах и видел, если можно так выразиться, твое творчество в развитии...
– Выставки, показы... Они для модельеров – праздники. Успех, внимание прессы, не скрою, тоже приятные вещи. Но не одним этим жив художник. Придуманные мною костюмы и платья я хочу видеть не только в демонстрационном зале и не только на профессиональных манекенщицах. Я
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.