Поединок

Есть еще один момент, который кажется мне чрезвычайно важным. Мы много внимания уделяем сейчас роли общественности в воспитании подрастающего поколения. Спорт – одна из самых мощных сфер воздействия на молодежь, и роль общественности в этом деле трудно переоценить. В помощь спорту, для пропаганды его идеалов были созданы у нас федерации по всем видам. Они мыслились в первую очередь как органы спортивной общественности. В результате вышеописанных тенденций спортсмены сами не заметили, как перекочевали из тренерского совета при федерациях, где их место по уставу, прямо в президиум. По крайней мере в президиуме Новосибирской федерации фехтования нет ни одного общественника. Когда мы спросили у тренеров – членов президиума, не испытывают ли они чувства раздвоенности, будучи и спортсменами и сами своей общественностью, нам ответили, что мы давно отстали от жизни. То ли мы замешкались и действительно отстали от жизни, то ли они несутся без оглядки вперед и не замечают, что, ликвидируя здоровую конкуренцию, заменяя живую педагогику суррогатами конвейерного производства, отстраняясь от общественности и тем самым сужая базу спорта, эти тренеры, как говорится, рубят сук, на котором сидят.

Заложив основы фехтовальной школы нового типа, мы начали учиться. И, надо сказать, учились яростно, пользуясь любыми возможностями. На соревнованиях в других городах засиживались с нашими дневными соперниками за полночь, спорили до хрипоты. Штудировали специальную литературу. Бывали на уроках у маститых и безвестных тренеров в Ленинграде, Минске, Москве, Одессе, Львове, Саратове. Лучших наставников и спортсменов мы сделали почетными членами нашего клуба и продолжали вести с ними переписку. Говорят, что наибольшая из всех безнравственностей – это браться задело, которое не умеешь делать. Это положение мы не только не оспаривали, но приняли его сразу и целиком. Более того, развили его дальше, убежденные, что профессиональное мастерство – не максимум, а совершенно необходимый минимум. Добиться этого минимума далеко не просто, и совершенствовать его надо всю жизнь.

Почувствовав силу, мы скоро допустили почти роковую ошибку. Желание углубить нравственную и эстетическую программу клуба было так велико, что мы решили переложить спорт на плечи «варягов» и пригласили в клуб группу профессиональных тренеров со стороны. Мы были убеждены, что наши идеалы обладают неоспоримой привлекательностью и любой тренер с восторгом примет их. Этот идеализм обошелся нам дорого. Преемственность в воспитании была нарушена. Начался долгий период смут. Любительский дух клуба новых тренеров раздражал, а программа вызывала подозрение. Большинство из них твердо верили, что нравственное воспитание спортсменов – дело совсем другого ведомства. Огорчало, что молодым это было присуще больше, чем людям старшего поколения, среди которых мы все-таки нашли единомышленников.

Что-то уходило безвозвратно из нашего клуба. Вместо мастера старой школы, учителя фехтования, эрудита, полного достоинства и уважения к своему ремеслу, появились молодые напористые и бесцеремонные тренеры. Это очень способные ребята, я бы сказал, на многое способные. Они хорошо знают, сколько будут получать, еще лучше знают трудовое законодательство, а более всего разбираются в том, что, где и за сколько можно достать, – они знают почти все, кроме собственного ремесла.

Мы отделили от них тех молодых, кто хотел работать по-настоящему. А что касается потребителей, то им пришлось покинуть клуб, хотя стоило это нам многих сил. Но любой либерализм здесь был бы только за счет детей. Этого мы не могли допустить. Они принесли с собой в чистый мир детей тактику умышленных проигрышей боев, которую викторианцы категорически отвергали, потому что она чужда идеалам советского спорта и смертельна для «русского боя». Победа, добытая столь унизительным способом, бесчестит спортсмена и позорит школу, которую он представляет.

На первых соревнованиях в городе один подросток подошел к нашему фехтовальщику – старшекласснику Андрею Бобко и попросил его «отдать» бой. Андрей долго не мог понять своего сверстника и, отчаявшись уяснить себе смысл его просьбы, выиграл поединок.

Это было первое столкновение с действительностью. Мы ждали этого неприятного часа и готовились к нему. Немедленно были собраны все воспитанники школы. Тщательно подбирая фразы, мы стали говорить о порочной тактике умышленных проигрышей и о том, как к ней должен относиться настоящий боец. Ребята впервые не понимали нас и никак не могли себе уяснить, для чего выходить спортсмену на дорожку, если ему заранее известен исход, и что вообще означает эта бессмыслица. Мы знали, что им еще не раз придется встретиться с этой проблемой, и терпеливо объясняли. Это был урок практической этики.

Предположим, говорили мы, на соревнованиях перед окончанием полуфинала к тебе подошел близкий друг, с которым тебе осталось провести последний бой в пульке. Для тебя исход этого поединка не имеет значения, потому что ты уже обеспечил себе место в финале, а турнирная судьба твоего товарища зависит именно от этого боя: проиграй он его – не видать ему финала. Товарищ твой из команды «Виктория» и предлагает тебе проиграть ему этот бой, мотивируя тем, что он для тебя ровно ничего не значит.

Вот тут-то и начинается самое главное – давай подумаем, действительно ли он для тебя ничего не значит?

Если ты умышленно проиграешь бой викторианцу, то в этом случае в финал не попадает боец из другой команды, который честно дрался, готовился к соревнованиям долго и тщательно со своим тренером и приехал ради них издалека. Значит, в данном случае ты делаешь шаг, равносильный подлости, а мотивы дружбы – только белая нитка, которой эта подлость шита. Тебе скажут, что дело сейчас не в тебе лично, что речь идет о спортивной чести школы или города, который ты представляешь. Дескать, в финале должно быть как можно больше наших представителей. Еще одна недобросовестная уловка. Разве ты можешь представлять город, жители которого согласились бы принять лавры, добытые спортсменами столь жульническим способом?

Кроме того, нет боев, которые ничего не значат. Проиграв умышленно, ты вредишь себе как бойцу, не говоря о большем. Всякий опытный турнирный боец скажет тебе, что проигравший умышленно, а значит, расслабившийся боец уже не сможет никогда проявить высокие бойцовские качества – такова беспощадная психология борьбы.

А «отдав» бой сегодня, ты в трудную минуту попросишь «отдать» тебе бой завтра – такова логика порока.

Так в уставе клуба по просьбе мушкетеров появился суровый параграф: «Мушкетер, умышленно проигравший бой, исключается из школы и клуба навсегда».

«А его тренер, – добавили мы твердо про себя, – увольняется с работы за профессиональную непригодность, потому что поощрять детей «отдавать» бои равносильно нравственному растлению».

Единственная тактика викторианца – честный бой до конца. Эта традиция «Виктории» незыблема.

Скоро мы убедились, что заповеди кодекса чести становятся жизненными принципами наших воспитанников. На воронежской спартакиаде школьников первая рапира школы Наташа Иванчева (потом чемпионка Ленинграда) на предложение проиграть бой ответила: «С такими нашивками бой не отдают!» Подобные ответы вознаграждают учителя за любые невзгоды.

Все лагеря, базы, стадионы, залы, площадки, вся армия тренеров, маститых и начинающих, все комитеты, федерации и общества зависят, по существу, от одного на непосвященный взгляд заурядного мгновения. Каждый тренер хочет, чтобы этот миг скорее остался позади, и ждет его с чувством тревоги. Это мгновение наступает, когда он приходит в среднюю школу и оказывается лицом к лицу с подростком. Дети не знают, что такое «план», «наполненность групп» и т. д., но у них есть свои представления, которые мы склонны недооценивать, – некий непостижимый барометр. Стрелка этого барометра всегда с абсолютной точностью, когда надо, останавливается на шкале «скучно». И, как бы горячо ни выступал перед ними тренер, эта юная и неделимая «мера всех вещей» смотрит ясным взором и только отрицательно качает головой. Нет, тому, кто не знает, что такое набор, этого не объяснить. А чемпион начинается с этого мгновения.

Чтобы не быть отвлеченным, я хотел бы вернуться к нашему поединку, тогда будет видно, как всепроникающа зараза хитроватой расслабленности и вседозволенности.

Мы потеряли в фехтовании стойку. В поединке любом, на холодном оружии особенно, стойка – это лицо бойца, визитная карточка его учителя и школы, в боевых очертаниях заключен как бы его динамичный дух. Триста лет спортивного фехтования создали гармоничную, согласованную боевую стойку, где красота слилась с рациональностью, как в античном архитектурном ордене. В фехтовании это классика. Раньше боец готов был проиграть бой, но не потерять стойку, то есть «лицо», а стало быть, достоинство. Шаг был легок, спокоен и быстр. Шаг в бою. как ритм в танце, он дисциплинирует и сдерживает произвол. В классике заложен глубокий смысл. Ясная согласованность, благородство и рациональность давали бойцу внутренний мир и сосредоточенность в схватке. Теперь фигура и повадки в поединке полны смятения, хитроватого подлавливания, беспокойства.

Классика учила, как бойцу бороться прежде всего с собой, потом с соперником. Там красота и нравственность были выше медали. Погоня за корыстью, потребительство, желание успеха любой ценой привели не только к «отдаче» боев – в боксе это называют «сплавить», в борьбе «лечь», – но и к потере стойки. Новаторы решили, зачем бойцу стоять равномерно и на обеих ступнях. Хитрее будет сзади стоящую ногу перевести на носок, нужен укольчик – раз, и бросок, как в боксе. Но боксер танцует на носках обеих ног легко и грациозно. У нас же, раз одна нога на носке, тело наваливается на другую ногу. Стойка стала перекошенной, позвоночник изогнулся. Боец не идет навстречу опасности, а поджидает как бы с дубинкой в руках за углом.