Яростное утреннее солнце обрушило водопад лучей на сонный лес. Новый день занимался по-праздничному неспешно, причесывал гребнем ветерка непослушные вихры зеленых крон. Чутко вслушиваясь в гудящую тишину, Володя Еруков полной грудью вдыхал плотный таежный воздух, крепко настоянный на свежести смолистой хвои и цветочного разнотравья, жадно пошедшего в рост после припозднившихся весенних похолоданий. Нарушать спокойствие природы не хотелось, но что поделаешь – работа не ждет.
Вон сколько древесины заготовила бригада за время, пока он был в Москве на XIX съезде комсомола. Надо торопиться, товарищ делегат, иначе товарищей не догнать. Он еще раз смерил взглядом внушительный штабель ветвистых хлыстов и решительно сел за рычаги своей сучкорезной машины. На рев включенного двигателя эхом откликнулись из леса голоса трелевочных тракторов и пчелиное жужжание бензопил. С края делянки ухнуло на землю первое дерево, разом стряхнув с окрестностей дремоту тихого утра...
Владимир Еруков, комсомольский секретарь лесозаготовительного цеха Поросозерского леспромхоза, родился и вырос здесь, в карельских лесах, на берегу маленького Юстозера. Ему с братьями лес был лучшим другом беззаботного детства. Любили мальчишки с головой окунуться в его многоликий сказочный мир. Целыми днями готовы были резвиться на ягодном раздолье, пропадали на укромных грибных полянах. Особенно пристрастились рыбачить, с удочками добирались до далекой порожистой речки Семчи.
Иногда отец брал ребят на охоту. Пробираешься, крадучись, по едва заметной тропке. Кругом – тайна, неожиданность, открытие. И зеленый шум все глубже заманивает в глушь, где сквозь мохнатые лапы елей голубеет гладь тихой ламбушки, где пугливый обычно зайчонок смело выбивает барабанную дробь на крепком кряжистом пне.
Отец научил сыновей видеть удивительное в каждом корешке, в каждой замысловатой веточке. Увлеклись братья поделками из корней, резьбой по дереву да берестяным плетением. Юрий пишет, что и в армии находит для этого время. Старший брат, Василий, тоже вернулся со службы с ворохом новых поделок. Ну, а Володю хоть вовсе хлебом не корми – дай малость с берестой почудачить. Одно слово – лесовики. Видать, не зря говорят в этих краях: карел без леса, что казак без степи. Заворожил их лес, опутал, притянул к себе накрепко.
Недолго поэтому думали братья Еруковы над выбором главного дела жизни. Отслужив в армии, Василий и Владимир сразу пришли в Поросозер-ский леспромхоз – по стопам матери своей, Зои Александровны. Еще в детстве доводилось им слышать от нее старую карельскую пословицу: «Лей-ккуа пуу иссчиэ мюо» (руби дерево по себе). Вот они и выбрали дорогу по себе – быть лесорубами!
«Эка, куда хватил, – рассердится иной читатель. – Разве можно любовью к лесу объяснять выбор профессии, символ которой – безжалостный топор?!»
Можно. Можно потому, что лесоруб лесорубу рознь. Один приходит в лес этаким хозяйчиком и действительно изводит его на корню. На оставшейся после него вспаханной техникой пустыне вовсе не поднимется жизнеспособный подрост. Другой же рубить будет с умом, с заботой о будущем леса. И подрост сохранит, и почву не попортит, и валеж подберет... Глядишь, на прежней вырубке через несколько лет весело зеленеет набирающий силу молодняк.
Еще школьником видел Володя, что вытворяли в лесу некоторые сезонники, временно навербованные где попало летуны, по трудовым книжкам которых, можно изучать географию страны. Вот уж кто не замечал за деревьями леса! В погоне за длинным рублем они брали только кубатурные стволы, оставляя беззащитные хилые недорубы, которые рано или поздно рушили на землю ветры, превращая деревья в труху – прибежище лесных вредителей.
Да что там сезонники! Порой и местные заготовители ради выполнения сиюминутных планов забывают поберечь здоровье своего зеленого кормильца. Однажды во время командировки в один из северных карельских леспромхозов я обратил внимание на обочинный камень с символической надписью: «Вперед, в бой за лес!» Поездка действительно напоминала путешествие по местам ожесточенных сражений. Только скорее не за лес, а с лесом.
По обе стороны дороги то и дело встречались огромные проплешины разработанных делянок. Кое-где скупо тянулись к солнцу слабенькие побеги, упорно пробивавшиеся сквозь неубранный бурелом. Впрочем, почему бурелом? Не буря же усердствовала над созданием столь удручающего пейзажа. Сотворил его человек. Он пришел сюда, до зубов вооруженный бензопилами и валочно-трелевочными машинами. Срубил и вывез отсюда стройные сосны, но забыл здесь то, что обычно называют лесосечными отходами: валеж, обломки деревьев, крупные сучья – все, что при рачительном отношении к лесосырьевым ресурсам могло пойти в дело. Например, на технологическую щепу для целлюлозно-бумажных комбинатов.
– Не в том соль. Если ты лесоруб, значит, ты лес рубишь не ради собственного удовольствия, а потому что он стране нужен. Дома строить, шахты крепить, бумагу варить, – вспоминал как-то наказ своего отца-плотника, знавшего настоящую цену дереву, знатный карельский лесоруб Федор
Кошкин. – Но когда рубишь, должен думать о том, чтоб ни одна ветка, ни одна хвоинка у тебя даром не пропала. Отнял у леса дерево – используй его полностью, чтобы не потребовались тебе еще деревья, чтоб не срубить лишнего.
Увы, не всегда еще мы по-хозяйски обращаемся со своими лесными богатствами. Из-за бесшабашных рубок заметно оскудели в послевоенные годы леса Карелии. Вдоль и поперек исходили местные лесорубы некогда таежную глухомань «пристоличной Сибири», выхватили лучшие массивы и теперь добирают недорубы прошлых лет, с тревогой вглядываясь в будущее.
Подсчитано, например, что Поросозерскому леспромхозу при сохранении столь же интенсивных темпов рубки хватит существующего лесфонда лет на пятнадцать. Чтобы не оказаться у разбитого корыта, объемы лесозаготовок в республике постепенно снижаются до уровня расчетной лесосеки, основанного на самом приемлемом принципе хозяйствования: рубить леса столько, сколько его вырастает. Восполнить неизбежную разницу между тем, сколько рубишь и сколько нужно, призвано как раз рациональное, комплексное использование древесины, ставшее ударным делом карельского комсомола.
Канули в Лету те времена, когда лесосечные отходы, что называется, небо грели. Костры на делянках леспромхоза погасли лет десять назад. Сейчас отходы на лесосеках собираются, часть из них вывозится на биржу и перерабатывается. Вряд ли это было возможно, пока существовали маломощные, разбросанные на большой территории лесопункты. Для использования некондиционной древесины потребовалось серьезное техническое перевооружение, ставшее возможным с концентрацией сил. Теперь объединенный нижний склад леспромхоза вместе с основным ассортиментом продукции выпускает из отходов производства технологическую щепу, пневый осмол, тарную дощечку, еловое корье...
Хозяйское отношение к лесу по душе Владимиру Ерукову. Разве иначе подался бы он в лесорубы? Нет, не может он мириться с тем, что северный лес гниет кое-где, как на юге фрукты.
– Иногда, когда срывается поставка железнодорожных вагонов, даже спелый лес портится на нижних складах в ожидании отправки потребителю, – возмущается Володя. – Зачем тогда, спрашивается, собирать сучки, если на глазах у всех гибнут сотни кубометров заготовленной деловой древесины? Получается, что чья-то бесхозяйственность перечеркивает результаты нашего труда, снижает моральное удовлетворение от работы у лесорубов.
– Это должно вызывать тревогу у комсомола леспромхоза?
– Конечно. Нам еще немало предстоит сделать, чтобы собираемые на делянках лесосечные отходы использовались полностью. Во-первых, нужны удобные кузовные машины для вывозки некондиционной древесины на нижний склад. Во-вторых, потребуются новые мощности по переработке отходов, количество которых возрастает с внедрением бригадного подряда на лесосеках.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.