– Знаете, однажды в наги институт пришла женщина с дочерью. больной сахарным диабетом, – продолжает Вальдас. – Они знали, что у нас есть уже готовый удобный и быстрый прибор для моментального анализа крови на сахар. Они умоляли дать им один экземпляр прибора, чтобы вечером спокойно засыпать. А я не мог ни одолжить, ни подарить, ни продать наш прибор. Их по всему Союзу-то единицы... Потом, когда они, расстроенные еще больше, ушли, я подумал: что мои личные интересы, страхи за научную карьеру в сравнении со страданиями этой матери? С ее страхом за здоровье своего ребенка!

Он продолжал:

– Действительно, на определенном этапе идея Юозаса Кулиса окажется полностью исчерпанной. А моя собственная, очень конкретная и уже почти ненаучная работа устареет... Ну, что ж... Значит, моя судьба – конструировать, организовывать изготовление этого прибора, внедрять его в серию. И когда задумываюсь, почему же так получилось, почему именно я должен заниматься этим, в памяти всплывает та женщина с больной дочерью... А за ними все те, кому наш анализатор хоть как-то облегчит жизнь. А таких много. Очень много.

Да, он сознательно ушел из большой науки. Чтобы людям было легче жить. Не «в целом», не «вообще», не «когда-нибудь, в будущем», а именно сейчас благодаря его работе. Да, он видит иногда чуть снисходительные улыбки коллег: мол, производственник. Да, он понимает, что в основе его работы лежит новая, изящная, но все же чужая идея, а он только вдыхает в нее жизнь... Но он знает, ради чего все это. Ради победы над болезнью. И чтобы, не терзала мысль, что ты мог помочь вот этому конкретному, страдающему человеку, но не помог. Разве может быть мысль более страшная? Более недостойная человека?

Проверяю себя

Инеза Макалатия, учащаяся ГПТУ-12, г. Поти Грузинской ССР

Настоящий рабочий, по-моему, узнается и в мелочах. Например, некоторые, сделав деталь, бросают ее рядом, следующую сверху, потом еще и еще, и образуется беспорядочная груда. Мой же наставник Бочия Курашвили всегда складывает детали по порядку, даже посмотреть приятно. Я сначала этого не замечала, как-то не обращала внимания. И вот однажды, сделав деталь, я бросила ее на цемент (вспомнить стыдно!). Он выключил станок, подобрал брошенную мною деталь (все это под моим недоумевающим взглядом), потом, осмотрев ее, поднес близко к моим глазам, и я увидела часть стертой резьбы (она стерлась от удара). «Это уже брак, понимаешь?» – сказал он и отложил мою деталь, как негодную. Для честного рабочего брак – самое страшное слово. Мой наставник – из тех. кто считает это слово просто оскорбительным.

Я сделала для себя вывод: каким бы мастерством ни обладал рабочий, если он равнодушен к тому, что делает, если у него нет ответственности и совести, грош цена его профессионализму. Такого рабочего можно сравнить с детским врачом, который не любит детей. Рабочий должен не делать, а создавать. Не я сказала это впервые, но после того, что я открыла и поняла, эти слова действительно прозвучали для меня как будто впервые, потому что теперь я вижу в них смысл и верю им.

На вопрос «Что такое рабочая совесть?» можно отвечать долго, пространно и по-разному. Я сознаю, что не смотрю на эту проблему так широко, как требуется: многого еще не понимаю, ведь мне только семнадцать лет. Но главное, наверное, то, что я увидела людей, обладающих такими качествами. В первую очередь это, конечно, относится к моему наставнику. Я иногда думаю: «А что было бы, если бы вместо него попался человек равнодушный?» Равнодушие передалось бы и мне?..

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.