Как жить? Согласно идее или согласно обстоятельствам?

– Так я же не могу поступать иначе, чем того требуют внешние обстоятельства, – отвечает он.

– Ты не хочешь иначе?

– Я не могу.

Отложим пока комментарий к этому диалогу. Сменим, как говорят, пластинку и посмотрим на другой типаж человека.

Любопытнейшее письмо паренька из Златоуста опубликовал в начале нынешнего года в газете «Советская Россия» известный публицист-международник Эрнст Генри. Приведу цитату из этого письма. «...Вот уже несколько лет я мечтаю стать революционером, – пишет парень. – Нет, революционер – слишком громкое слово для этого случая. Просто я готов с оружием в руках сражаться там, где это сейчас необходимо... А началось все с уроков истории в школе. История всегда представлялась мне непрерывной цепью мятежей, восстаний, революций, а имена штурмовавших небо запоминались лучше, чем имена королей и министров, казнивших их. Но революционеры были для меня людьми прошлого. Все изменилось, когда я узнал историю Че Гевары. Оказалось, что борьба не прекращается ни на минуту и в этой борьбе не существует границ. Я стал читать статьи Ленина по баррикадной тактике, занялся стрельбой. Но все это было полуигрой. Понимая, что моя мечта нереальна, я продолжал жить, как все: учился в школе, готовился учиться дальше, а мыслями был там, где шла борьба. Прошло несколько лет, я продолжал жить этой раздвоенной жизнью. У меня все хорошо, однако я готов оставить все и поехать. Правда, теперь я точно знаю куда. На стороне Организации освобождения Палестины сражаются добровольцы из разных стран... Но оказалось, что решить вопрос «куда» намного легче, чем получить ответ на вопрос «как».

Под этим письмом стояла подпись – Н. Дружинин. Я списался с Эрнстом Генри, чтобы узнать адрес этого человека. Он был мне необходим, потому что у меня в столе уже три года лежит недописанный роман именно о таком человеке. Человеке, который в качестве частного лица хочет отдать себя общему делу. И ищет пути к нему. Вот почему встреча с Н. Дружининым была для меня встречей с реально существующим двойником собственного персонажа.

Внимательно вглядимся в этот антикачалинский тип человека. Из письма Николая Дружинина ко мне: «...Вы просите написать об эволюции всех этих идей во мне? Эволюция, как я понимаю, – это развитие от простого к сложному. Так вот, эволюции как таковой не было. Мне кажется, что родилось это внезапно, хотя и копилось долго. Причина всему, конечно, книги. Вы заметили, что к книгам порой относятся с двух крайне противоположных позиций? С одной стороны, книги – учителя жизни», с другой, книжная мудрость – что-то оторванное от реальности. Да, вначале были книги. В книгах писалось о Спартаке, о Робин Гуде, о Яне Жижке, о Котовском. Так возникла и укрепилась мысль о том. что брать в руки оружие для защиты бедных и униженных – справедливое, благородное дело. Потом была Испания. О ней думают, наверное, все, Оля кого боевой интернационализм не просто слова, а символ. Потом было много разных других книг и героев. Каша в голове стояла невообразимая: и народовольцы и Огюст Бланки. До сих пор не могу понять, как в XIX веке можно было гибнуть от скуки хорошим людям.

Однажды я прочитал рассказ Грина. Жил в уездном городке мелкий чиновник. Жил не хуже и не лучше других. Как-то в журнале он увидел картинку: погонщики скота в Кордильерах. Он бросил все, но добрался до Южной Америки. И был счастлив, что осуществил задуманное. Вот, наверное, что должен сделать каждый молодой человек – попытаться вырваться из привычных обстоятельств жизни, взять судьбу за рога... Не знаю как, но вскоре пришло серьезное увлечение политикой. Цель мою в настоящее время можно сформулировать так: противостоять силе, которую Эрнст Генри называет «профессиональным антикоммунизмом». Противостоять, конечно, можно по-разному. Стать журналистом, политическим деятелем или дипломатом я не смогу, так, может, буду просто хорошим солдатом. Послав письмо Э. Генри, я не рассчитывал на газетную публикацию. Надо было просто посоветоваться... И вдруг стали приходить письма со всей страны. Что я мог ответить этим ребятам? Ведь кое-кто понял меня и так: мол, убегаю от трудностей жизни в страну грез. Нет, трудностей я не боюсь и для своего возраста знаю жизнь, думаю, даже очень хорошо. Так вот, не от жизни я бегу. Наоборот, я как раз хочу жить. Только не так, как некоторые: спокойно, размеренно, от звонка до звонка проживать время в «тихом счастье» или в подобии его. Пусть будет и тепло, пусть будет и уют, но только лишь после бури...»

Рассказывая выше о Юрии Качалине, я пытался набросать портрет человека как бы одного измерения. Человека, не знающего да и не ищущего выхода из мира частного в мир всеобщего. Таким – одномерным, примыкающим равно к добру и злу, готовым «без разбора все слушать, все смотреть, всячески одеться, всем наесться, все купить и все продать» – это слова Герцена – человек бывает.

Но человек бывает и другим. Живущим в мире всеобщего, когда личные цели, личный эгоизм (я употребляю это слово, ибо оно вполне применимо при описании различных типологий человека) помножены на интерес социальный, классовый, а в идеале – общечеловеческий. Если одномерный человек, примыкающий ко всему и вся, есть всегда подданный микроситуаций, каких-то микромиров, если он, переходя из одной ситуации в другую, меняет и свое лицо и свои убеждения, если он в каждом сегменте действительности рождается как бы заново, чтобы тут же умереть и вновь родиться уже в другом обличье, то человек второго типа опирается не на микромиры и не на свою маленькую эгоистическую выгоду. Опора его духа, вся его практическая деятельность, вся его духовная жизнь определяются идеей более крупного и масштабного порядка. Читая письма Николая Дружинина, в общем-то сверстника Юрия Качалина, я ясно вижу, что здесь передо мной предстает не столько другой человек, сколько уже совершенно другой тип человека. Здесь другие краски и совсем другой рисунок духа.

Мы вообразили диалог человека качалинского типа с совестью. Представим себе теперь разговор человека дружининского типа с жизнью.

– Ты должен жить согласно тем обстоятельствам, которые я предлагаю, – говорит ему жизнь.

– Я живу, согласуясь с той внутренней идеей, которая рождена обстоятельствами, но вовсе не подчинена им, – отвечает он.

– Но ты не должен подпадать под власть иллюзий! Ты можешь жить только согласно реальным обстоятельствам, которые обусловливают и предрешают все действия человека, – требует она.

– Но я ищу в жизни не химеры, а смысл бытия. И я не могу поступать иначе, чем того требует идея, которую я нашел, – отвечает он.

– Ты не хочешь?

– Я не могу.

Не знаю, как сложатся в дальнейшем судьбы Качалина и Дружинина. Будет ли Качалин всегда верен «требованиям момента», или вдруг в один прекрасный момент душа его возмутится, восстанет, и он неожиданно увидит, что есть небо над головой?

Не знаю, будет ли до конца верен своей внутренней идее и Дружинин, найдет ли он пути к ее реализации, или жизнь своим обыденным, но мощным течением снесет все мосты, которые сейчас возводит его душа в надежде сделать цель достижимой?

Но не о них только конкретно веду я речь. Разве те пути, которые на сегодняшний день выбрали они, не наши с тобой, читатель, пути тоже? Буду честным до конца. Разве нет во мне ничего от первого человека? О, как сильно иногда ощущаю я в себе его присутствие! И как ненавистно оно другому моему «я»! Вспомним Чехова, признававшегося, что он выдавливал из себя раба по капле. А вторая моя душа? Разве не бушует она во мне? Не ради ли того, чтобы дать ей слово, я и пишу эти слова? И разве не надо мне преодолевать при этом сопротивление другого моего «я»? Так происходит с каждым человеком.