Станция шумела своими залами, звенела звоном посуды в буфете, звонками отходящих и приходящих поездов, голосами «ирисников».
Гудела рявканьем паровозных свистков, утренними, обеденными, вечерними гудками обоих депо. Резала воздух тяжелыми вздохами харкающего мазутом дизеля на электростанции...
И все это говорило за то, что станция не какая-нибудь захолустная, проходная, а самая, что ни на есть настоящая... и не станция, а крупный железнодорожный узел...
Целый рабочий городок, обслуживающий циркуляцию поездов в пяти направлениях. Пять концов.
В годы гражданской войны - часто в газете - типографскими строчками было втиснуто:
Бои идут севернее Коростеня. Противник нажимает со стороны Овруча.
Справьтесь-ка вы с непрерывным потоком поездов, броневиков, так, чтобы не было ни крушений, ни задержек в отправке.
И справлялись: «тяга» - лечила, а нужно было, так и калечила паровозы. «Телеграф» маячил сонными от беспрерывного дежурства фигурами телеграфистов - трещал аппаратами.
«Движение» носилось озабоченными «красноголовыми» 1), стрелочниками, составителями поездов. И во всей этой путанице - с первого взгляда безалаберной, у всех ярко вклинивалось в мозг - одно:
«Не подкачать... Не дать... Наша возьмет...» И взяла...
И сейчас... пять направлений. Таких спокойных... Две ленты стальных путей - казацкими пиками - в тело Польши.
Одна через болота, леса, в том же направлении, немного отклоняясь, упирается в Советскую Белоруссию.
Остальные - на Киев и Подолию, а сама станция зовется Красный Коростень...
Впрочем, «Красный Коростень» вы на карте не найдете. Нет его и на Энкапээсовских штампах, печатях... в официальных бумагах стоит просто, сухо... ст. Коростень Ю-3 ж.-д.
Но есть другие документы: ряд забастовок в период петлюровщины - гетманщины, вооруженное сопротивление всем, идущим против Советов, героическая борьба на хозяйственных фронтах: неимоверными усилиями наладив дело, восстановив взорванные поляками мосты, водокачки, - пустила поезда... и потому она Красный Коростень.
Эх, любо-дорого теперь смотреть, как черные, вымазанные мазутом мощные паровозы, грозно шипя продувательными кранами, становятся на круг и, тяжело беря с места, исчезают в огромной зияющей пасти открытых ворот депо с тем, чтобы, немного отдохнув после многоверстного пробега, опять исчезнуть в дали степей.
Дежурная бригада ночью или слесаря днем, облепят эту успокоившуюся махину и стучат молотки, грозно бахают тяжелые кувалды, и какой-нибудь фабзайченок, забравшись на котел или залезши под паровоз и, скаля зубы из-за просвета колес, кажется каким-то маленьким чертенком в своем черном как сажа, рабочем костюме.
Да что смотреть. А самому забраться под гредер (в книге ремонта - три слова: «устранить утечку воздуха»), да прощупать все трубки, тройной клапан, тормозной цилиндр. Кричать на Мишку, чтобы не стучал молотком, „а то не слышно, шипит или нет и, найдя эту утечку, не под тендером, не там, где напрасно лазил целых полчаса, а в будке машиниста - отчаянно ругаться и яростно закручивать «до отказа» ни в чем неповинную гайку.
Молодой паренек, еще вчера «бузивший» на собрании, сейчас уселся на землю и, широко раскинув вокруг колеса свои ноги, спокойно работает над поправкой подшипника.
- Слушай, Ванька, встал бы: сидишь на мокрой земле.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Фабрика Красных агрономов