К сожалению, он прекрасно понимал мое затруднительное положение и постоянно извлекал из него для себя выгоды. После полудня мы подошли к большому городу Кума. Здесь какой - то пастух повстречался с нами и пошел рядом до самой своей хижины, расположенной на милю, или около того, дальше; он все время заговаривал со мною, полагая, вероятно, что я, в качестве последнего слуги - кули, буду более доступен; хотя в своих ответах я и был лаконичен, сколько возможно, так как боялся, что неверное употребление какого - либо слова выдаст меня, однако, он продолжал разговаривать, идя рядом, и в то же время продолжая свое вязание, любимое занятие тибетских крестьян, одинаково и мужчин и женщин.

Этой ночью мы остановились в пустынном, оставленном пастухами летнике, в 10 милях далее Кумы; ясное утро превратилось скоро в сумрачный день. Было туманно, и, оглянувшись, мы видели, что сильный снег валил в том самом проходе, который мы только что сделали. Если бы мы еще прождали два дня на той стороне перевала, мы, конечно, погибли бы. Да и наше теперешнее положение было довольно серьезно. Другая буря, очевидно, надвигалась, и нам снова предстояло вынести страшный холод. Достаточно было высунуть палец, чтобы чувствовать укусы мороза. К несчастью, мы не находили нигде кизяка, не могли зажечь огня и отвести душу за чаем. Нам страшно хотелось пить, и хотя мы расположились на берегу небольшой реки, вода в ней замерзла, и, единственно, посасывая лед, мы могли удовлетворять нашу жажду. Ночью было еще хуже; было так холодно, что мы не могли спать, особенно страдал Диоген со своими отмороженными ногами.

XXIII. Решение идти деревнями

Рано утром, 3 - го февраля, слуги заявили мне, что их страдания так велики, что они не могут идти так, как мы до того делали, т. - е. минуя деревни. Или все наше путешествие следует бросить, или вместо того, чтобы ночевать под открытым небом - мы должны заходить в тибетские деревни, где можно найти себе теплый ночлег на постоялом дворе. Это, конечно, увеличивало шансы быть обнаруженным: каждый день я буду под наблюдением деревенских жителей, но я понял, что я больше не могу подвергать своих слуг таким лишениям.

Кроме того, я был доволен успехами моего переодевания: много раз я встречался и говорил с тибетцами, которые, очевидно, не находили ничего необычного в моем говоре и внешнем виде. Поэтому я принял предложение слуг, и мы больше не останавливались уже под открытым небом. События ближайшего же дня поставили меня в более близкое соприкосновение с тибетцами. Через час или два мы встретили двух мелких торговцев, отца и сына, которые возвращались после торгового путешествия в свой родной город Шигатце. Мы остановились на минутку поговорить с ними; затем, узнав, что мы идем в одном направлении, они стали просить разрешения путешествовать вместе с нами. К моему ужасу, Сатана, действуя в качестве господина, принял это предложение; хотя я был и против такого риска, тем не менее, я был лишен возможности протестовать, так что мы пошли вместе. Забавная и милая пара были эти разносчики! Я сначала был очень обеспокоен их близостью, но потом с удовольствием слушал их болтовню, тем более, что они довольствовались вполне моими монотонными и односложными ответами. Неудобно было лишь то, что их присутствие не позволяло мне ни на минутку выходить из моего положения слуги, я не мог отдать приказания людям, и был обязан обращаться с Сатаною самым почтительным образом.

Уже под вечер мы всей компанией пришли в деревню Яко, и здесь я впервые близко познакомился с настоящим тибетским постоялым двором; тибетцы очень любят странствовать по своей собственной стране, и в каждой деревне 2 - 3 постоялых двора. Более приспособленные помещения имеются для курьеров правительства и чиновников; обычно же постоялый двор состоит из обширного двора с навесами и стойлами, расположенными по сторонам.

Одна часть двора огорожена и покрыта крышей, она служит общей комнатой для всех путников, ищущих убежища. Здесь они едят, пьют, разговаривают и спят. Железная жаровня в углу служит, как печь. Кизяк и припасы можно получать от «немы», - так называется хозяйка гостиницы, - приготовлять же пищу путешественники должны сами. Мебели нет никакой, - один голый пол. Ночью каждый спутник раскладывает свой овечий ковер, и заваливается спать вся партия вповалку. Путешественники либо спят одетые, либо раздеваются и подкладывают снятые одежды под себя, как подстилку, или покрываются ими.

Спят они чаще всего на животе, поджав под себя ноги; искусственного освещения не употребляется среди крестьян вовсе, так что путники отправляются на покой, лишь только стемнеет.

XXIV. Чем питаются и как живут Тибетцы

Нет никакого подобия умывальников в тибетских постоялых дворах, и многие тибетцы вообще никогда не моются в течение всей своей жизни и покрыты густым слоем жира и грязи, который помогает им переносить холод.

Надо добавить, что с момента прихода в Тибет и до самой Лхассы, и я ни разу не вымыл рук и лица; поступить так - значило бы привлечь к себе внимание.

На следующий день (4 февраля) два разносчика научили нас путешествовать на настоящий тибетский манер. Следуя их примеру, мы поднимались за 2 часа до восхода солнца и отправлялись в наш дневной переход, не пивши, и не евши. Мы его делали медленным спокойным шагом до 11 час. дня, когда остановились на час на постоялом дворе и приготовили там первую пищу. В 12 час. путешествие вновь возобновилось и прекратилось перед самым заходом солнца, когда мы остановились у деревни Ябу - Дцонг, где мы решили провести ночь, пройдя около 30 миль. Последующие дневные переходы были повторением описанного.

Наш обед и завтрак состояли из одних и тех же блюд; это были: мясо, ячмень и чай; мясо, которое едят в Тибете, это баранье и мясо яка. Оно приготовляется так: задняя нога животного выставляется на двор, чтобы она замерзла; это предохраняет ее на несколько месяцев, хотя днем она и оттаивает. На ночь она опять замерзает, процесс, который постоянно повторяется.

Тибетцы не претендуют на то, что мясо это слегка портится, и находят, что оно в таком виде даже вкуснее.

В редких случаях мясо варят, но по большей части путешественники едят его сырым. Разрезая его на части своими большими ножами, они едят его пальцами.

Употребляемый в Тибете чай очень грубого сорта. Это так называемый китайский кирпичный самого низкого сорта; несколько кусочков чаю отбивают от большой плитки и бросают в кипящий котел. После того, как чай хорошенько вскипит, прибавляют туда много масла, и немного соды и соли. Все это мешается, опять кипятится. Любопытно отметить, что ни молока, ни сахара в Тибете не употребляют. Иногда баранье сало заменяет при приготовлении чая масло. Весьма часто масло, которое кладут в чай, очень плохое и прогорклое. Его держат месяцами, пока оно не попадет в употребление при этом, масло считается самым лучшим, если оно долго лежит. Такой тибетский чай потребляется в неограниченном количестве и служит одновременно и питьем и едой.

Ячмень сначала молотится, а затем обращается в довольно мягкую муку. Горсточка этой муки бросается в чай и мнется пальцами в круглые клецки. Их затем едят, вылавливая пальцами.

(Продолжение в следующем номере).

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.