В жизни этого маленького городка бывает пора, когда на центральных улицах становится вдруг заметно больше рослых, с плечами в сажень парней с крепкими, уверенными лицами. Занятый своими заботами, ты сперва и раз и другой невольно обернешься им вслед, и только потом до тебя дойдет: самбисты!
Значит, опять приехали к нам и москвичи с ленинградцами и сибиряки, опять несколько дней тихий Майкоп будет жить ожиданием жарких схваток, будет спорить до хрипоты и строить прогнозы, а потом в переполненном до отказа зале пединститута раздастся удар гонта, и на коврах сойдутся ребята в белых, перетянутых разноцветными поясами, холщовых куртках...
Надо хоть раз побывать в этом зале, чтобы представить себе болельщиков: и плотная, будто слившаяся воедино толпа юношей, таких решительных, словно каждый из них тоже готов в любую минуту появиться на ковре; и убеленные сединами, с помолодевшими глазами мужчины; и стайка черноволосых девчат – студенток, по ярко пылающим лицам которых можно определить не только предмет симпатии, но, кажется, давке срок будущей свадьбы; и старец в горской папахе, издалека приехавший посмотреть на успехи внука; и какой-нибудь толстощекий завсегдатай, поглядывающий вокруг себя с таким видом, как будто это исключительно ему все обязаны этим шумным праздником; и поднимающий крышу, раздвигающий стены крик – это в его честь; и сидящая у ног его на полу пацанва, завороженно следящая за каждым движением чемпиона; и тихая, в крестьянском платке, с огрубевшими от работы руками женщина, которой, несмотря на всеобщую давку, нашлось почетное место в первом ряду, – его мама...
Среди всеобщего гомона, среди этих тугих хлопков тела после удачного броска, среди коротких судейских свистков неслышным шагом иногда пройдет к ковру невысокий человек с внимательными глазами на кротком лице, присядет на низенькой скамеечке, наблюдая за схваткой, бывает, что-нибудь негромко подскажет, а то так и просидит молча, только уже после победы дружески улыбнется тому, ради кого пришел сюда. Опять почти незаметно пройдет по залу, и походка его при этом будет такая, словно он идет через комнату, в которой прилегли отдохнуть.
Не знаю, отчего мне всегда было любопытно исподволь наблюдать за этим человеком, и всегда мне почему-то казалось, будто он, воспитавший здесь стольких ребятишек, и меня, сорокалетнего, может научить чему-то очень важному в жизни – то ли терпеливому спокойствию и упорству, то ли неброскому достоинству...
Чего там, мало ли тех, кто по собственной славе сохнет и, если люди не поторопятся, сам себе ее принимается тщательно устраивать, и бережет потом, и всячески холит...
Он же не гонялся за собственной славой, некогда было – работал. Слава нашла его сама.
Десять лет назад из Кишинева в родную Адыгею вернулся мастер спорта по самбо Якуб Коблев. Пошел работать ассистентом в местном педагогическом институте, а в свободное от занятий время на общественных началах стал вести секцию самбистов.
Об этом виде борьбы в ту пору знали в Майкопе немного. «Самбо?.. Это руки-ноги ломать?» И молодому тренеру пришлось обойти не один двор, не в одну дверь постучаться, не в один аул поехать, чтобы поручиться перед родителями; ничего плохого с их мальчиком не случится.
Зал был крошечный, шесть на восемь, в нем даже настоящий борцовский ковер не помещался, и занятия приходилось вести в три-четыре смены. Здесь в семь утра начинал он свой рабочий день и здесь же в одиннадцать ночи его заканчивал. Теперь под хорошее настроение нынешние чемпионы, бывает, улыбнутся наставнику: «Якуб Камболетович, а помните?..» Тогда они, придя в зал, случалось, заставали своего тренера спящим и, стараясь не разбудить его, потихоньку начинали разминаться. Прикладывали палец к губам и шикали друг на друга, а он, свернувшись калачиком, пять или десять минут еще подремывал на уголке ковра и только потом, словно очнувшись, приподнимался: «Приступили? Следующее упражнение..,»
Первым из воспитанников Коблева норму мастера спорта выполнил Гумер Костоков. Как говорится, лиха беда начало. Теперь в Майкопе около семидесяти мастеров. Пятеро из них – международного класса. Один имеет это звание по двум видам: по самбо и по дзю-до.
В вестибюле Адыгейского педагогического института висит большой стенд – «Наши чемпионы». И после сказанного выше можно, конечно, догадаться, что речь идет не о первенстве среди факультетов. Арамбий Хапай – чемпион мира по самбо семьдесят четвертого года. Гумер Костоков и Арамбий Емиж – чемпионы европейского первенства в Мадриде. Владимир Невзоров – чемпион Европы семьдесят первого и семьдесят второго года по самбо и по дзю-до. Аристотель
Спиров – победитель спортивных состязаний на десятом Всемирном фестивале молодежи, серебряный призер первенства Европы по дзю-до и абсолютный чемпион Спартакиады народов РСФСР семьдесят пятого года. Владимир Гурин – чемпион СССР семьдесят четвертого года по дзю-до среди молодежи. Список этот, как в таких случаях говорится, можно продолжить.
В Майкопе теперь проводятся многие крупные соревнования. Сборная команда страны готовилась тут к проходившему в Тегеране чемпионату мира. Майкоп назван базой подготовки нашей олимпийской команды.
А что Коблев? Он теперь не только заслуженный тренер РСФСР, но и кандидат наук, доцент, декан открывшегося недавно в педагогическом институте факультета физвоспитания. Это, так сказать, официальные данные. А послушать-ка все те легенды, которые ходят теперь вокруг его имени!
В шестьдесят пятом мама тринадцатилетнего подростка Миши Рубанова, решившись наконец, твердой рукой написала записку: «Товарищ Якуб! Разрешаю своему сыну..,» Два года назад Михаил, тоже мастер спорта, закончил физмат, но, верный своему наставнику, работать остался с Коблевым. Сейчас он заместитель декана факультета физвос питания.
Желая проверить одну из легенд, однажды я спросил его: а правду ли говорят – для того, чтобы повезти команду на первые соревнования, Коблеву пришлось продать собственную машину?
Высокий и на редкость широкоплечий, но еще с юношеским пушком на щеках заместитель декана на секунду задумался:
– Вообще-то он продал бы, Якуб Камболетович. Если бы... она у него была. Теперь-то мы стали старше, и многое начинаешь понимать... Как он тогда одевался? Лишь бы чисто да выглажено. Зато если покупать мороженое – всем ребятам, если идти в кино – всей командой. Думаете, не знаем, чьи это были деньги? Потому что какие тогда были командировочные – одни слезы.
Извинившись, я позволил себе спросить еще об одной вещи: этот здешний обычай, когда в ресторане уважаемому человеку посылают через официанта коньяк или шампанское... Говорят, стоит Коблеву появиться за столиком, как тот через пять минут уже ломится от бутылок, но, когда тренер уходит, они так и остаются нетронутыми. Как нее Якуб Камболетович выходит из положения?
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.