Вурос и я решили овладеть этой «оккультной наукой».

– Значит, так, Митя, когда я беру в руки паспорт (не удивляйтесь, у бойцов народного ополчения паспорта не отбирали, они были почти у каждого), я начинаю свой вопрос к тебе со слова, начинающегося на букву «п»: «Пожалуйста, скажите, что я держу в руках?» Если я возьму газету, начну с буквы «г»: «Говорите, что у меня в руках». «Газета».

– Правильно. Какая?

– «Правда».

– Правильно. А сейчас я взял у товарища командира другую газету. Какая это газета?

– «Красная звезда».

– Пожалуйста, ответьте, какая теперь у меня в руках газета?

– «Комсомольская правда».

– А что я держу сейчас? Постарайтесь догадаться.

– Папиросы.

– Я взял другой предмет. Какой?

– Кисет.

– У меня в руках монета. Догадайтесь, какого достоинства монета.

– Две копейки.

И так далее. Честное слово, имели большой успех, доставляли радость. Конечно, профессиональный мнемотехник скажет: наивно. Вероятно. Но что могло быть в обиходе солдата и даже командира? Двадцать – тридцать предметов вместе с фотографией жены, детей или возлюбленной. А память в молодости свежая и цепкая: хоп – и готово!

Так вот однажды на каком-то привале на опушке я влез на пенек и стал читать нашему отдыхающему на травке взводу «Скажи-ка, дядя, ведь недаром...». Читал громко, но не очень выразительно. Всё равно слушали хорошо, то, что называется, глядели в рот. Артист! Но когда я дошел до слов «Ребята! не Москва ль за нами?», я вдруг почувствовал Москву, которая действительно была за моей спиной. Строчки вдруг сделались моим собственным текстом. Опять внутри меня что-то совершилось, и слова «Умремте ж под Москвой, как наши братья умирали!» я произнес с той единственной, страшной интонацией, с которой, вероятно, и надо читать их всегда, с той интонацией, от которой у меня самого сжалось горло. Я остановился и, не дочитав стихотворение, слез с пенька. Аплодисментов не было, но и никто не сказал: что ж ты оборвал вроде на середине...

Почему я так долго, тридцать три года, помню этот, казалось бы, мимолетный факт? Думаю, потому, что подобные мгновения особым светом освещают что-то. Мне кажется, через них я лучше понимаю свое ремесло. Прожитая жизнь тоже имеет свою нервную систему, свои нервные узлы. Остальное если не лишнее, то просто плоть.

Вечно хотелось есть. Иногда пищу давали раз в сутки, и то вечером. И вот в один из таких дней, когда уже приближались сумерки, а во рту не было еще ни крошки, мы, человек восемь бойцов, сидели на невысоком травянистом берегу тихонькой речушки и чуть не скулили. Вдруг видим, без гимнастерки, что-то держа в руках, к нам бежит еще один наш товарищ. Подбегает. Лицо сияющее. Сверток – это его гимнастерка, а в нее что-то завернуто.

– Смотрите! – победителем восклицает Борис. Разворачивает гимнастерку, и в ней... живая дикая утка.

– Вижу: сидит, притаилась под кустиком. Я рубаху снял – и хоп! Есть еда! Зажарим.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.