Ближе к вечеру в канун отлета в Москву я решил в последний раз пройтись по улицам Ханоя. Хотя полуденный зной заметно пошел на убыль, все равно было душно и жарко, как бывает душно и жарко во Вьетнаме только в самый разгар лета. Стайки велосипедистов будто нехотя крутили педали от перекрестка к перекрестку по прокаленным улицам, а пешеходы жались на тротуарах в тень домов и развесистых тамариндов.

От гостиницы до озера Возвращенного Меча всего два квартала, и я не торопясь потянулся знакомым уже маршрутом, вовсе не в надежде там найти прохладу – солнце тут справедливо и жарит все и вся, – а просто потому, что сам вид воды, пусть даже теплой на ощупь, успокаивал и вселял надежду, что есть места, где ртуть в термометрах не взлетает за тридцатипятиградусную отметку.

Ну и, конечно же, дань традиции.

Пожалуй, не было еще журналиста, который бы не «щелкал» на память о Ханое вид озера с обязательной парочкой влюбленных на берегу, как гости Москвы увозят с собой фотоснимки Василия Блаженного. Так уж повелось. Я тоже не собирался оригинальничать. Да и сил, измотанных жарой, на поиски нового сюжета просто не осталось.

Все было привычным. Цветочные ларьки, где хрупкие девушки разворачивали листик за листиком тугие бутоны лотосов, а потом сплетали сиреневато-розовые цветы в неестественно яркие букеты. Лотки зеленщиков, предлагавших гроздья бананов и очищенные ананасы. Даже очередь к мороженщику, торговавшему эскимо.

И все-таки глаз улавливал что-то новое в этой привычной картине. Под мощными вековыми деревьями на берегу озера лежали груды битого кирпича вперемежку с землей. Две недели назад тут горбатились бомбоубежища с выложенными кирпичом входами и обязательными противоосколочными стенками перед ними. Теперь и входы и стенки превратились в кучи строительного хлама, который тоже горбатился в ожидании грузовиков, отвозивших его на свалку.

Ханой возвращался к мирной жизни. К миру возвращалась вся страна, перед которой наконец-то открылся путь к единству. Длившаяся три десятилетия борьба за освобождение осталась позади. Позади бомбежки, воздушные тревоги, рейды «фантомов» и «Б-52», позади шариковые бомбы, дефолианты, оголившие леса, штурм американских военных баз, налеты на гарнизоны марионеточных войск – позади кровь и смерть.

И все-таки даже сейчас, когда на всей вьетнамской земле наступил мир, война все еще напоминает о себе. Лик ее разный, но в любом обличье она означает уничтожение живого, того, что создано руками человека.

В Хайфоне представитель международного отдела муниципалитета повез на окраину города, где возводились кварталы новых жилых домов.

– Это новый район? – спросил его.

– Нет, старый. Во время налетов «Б-52» его сровняло с землей, домов не было, оставался только метровый слой строительного мусора.

В цехах механического завода Хайфона рядом со станками видны в грунте бетонные ободки бывших убежищ. Истребители-бомбардировщики появлялись со стороны моря мгновенно, порой сигналы тревоги не успевали известить о начале налета, и рабочие, выключив станки, прятались тут же, рядом, в круглые бетонные ячейки с бетонной крышкой. Теперь ячейки засыпали землей, сровняли с грунтом, но бетонный ободок выдает, что н здесь проходил рубеж войны.

На том же заводе я видел наладку советских станков. По датам их изготовления можно было понять, что они много лет назад покинули предприятия-изготовители, но толстый слой смазки на рабочих узлах говорил, что к работе они еще не приступили. Захваченные войной, они долгие годы оставались в пещерах ближайших гор, под легкими навесами в джунглях. Их хлестали тропические дожди, и коррозия тронула места, где Металл обнажился от смазки. Но станки могли работать. Их чистили, шабрили, возвращали к жизни.

Дороги Вьетнама... Едешь – будто листаешь страницы, которые хранят все трагические события последних десятилетий. И главная среди всех дорога № 1 – двухтысячекилометровая узкая лента, бегущая с севера на юг вдоль моря. Я проехал по ней путь от Ханоя до Дананга и обратно и могу свидетельствовать, что и через три месяца после капитуляции последних сайгонских войск она по-прежнему казалась фронтовой.

Как сторожевые посты, на холмах вдоль дороги стоят шестигранные французские доты. Те самые блокпосты, с помощью которых колонизаторы стремились сохранить свой контроль над дорогой, а значит, и над близлежащей землей. Их амбразуры щурятся во все стороны, будто берут на мушку всякий подозрительный предмет. Доты натыканы часто, на дальность зрительной связи, чтобы можно было поддерживать соседа огнем крупнокалиберных пулеметов. И кажется, что передают они нас друг другу, словно эстафетную палочку. Бетонные бункеры торчат у мостов по берегам рек, потому что власть над скрещением этих двух транспортных артерий – сухопутной и водной – давала власть над всеми живущими здесь.

Дорога продолжает жить.

Вьетнам выстоял. Но урон, нанесенный войной, огромен.

Восстановление электростанций, заводов, дорог, мостов потребует времени и колоссальных затрат. Только через два с половиной года после подписания парижского соглашения удалось наладить железнодорожное сообщение от Ханоя до Виня. Только второго сентября, в день тридцатилетия ДРВ, начнет на полную мощность работать знаменитая «Тхакба», самая мощная гидроэлектростанция в стране, построенная при содействии СССР и разрушенная американскими бомбардировщиками в июне 1972 года. Восстанавливаются главные ворота страны. Хайфонский порт, который пока еще с трудом справляется с потоком грузов, идущих из братских стран и так необходимых для возрождения промышленности.

Большую сложность представляют экономические и социальные проблемы Юга, хотя наступление армии Освобождения было настолько стремительно, что промышленность, транспорт, связь практически не были выведены из строя. Бывшие хозяева заводов и фабрик перед бегством все-таки пытались нанести им какой-то урон. В Дананге на текстильной фабрике «Сиковина» нам рассказали, как бывший директор перед бегством предлагал рабочим тащить домой все, что они захотят: все .равно, мол, придут коммунисты и разграбят предприятия. Рабочие на уговоры не поддались, только сайгонские солдаты успели кое-что прихватить перед бегством.

Сейчас бывший директор в Америке, а «Сиковина» по-прежнему работает. Трудности она испытывает немалые, и вызваны они вовсе не сменой хозяина – предприятие было сразу национализировано, – а тем, что прежние экономические связи нарушены, новые же еще не налажены.

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.