С самого начала поисков оптимального варианта ребята комсомольско-молодежной взяли за правило не делать тайн из своих опытов и находок. Можно вспомнить, как в самый ответственный момент работы лучший звеньевой 221-й Анатолий Кириязов возглавил отстающую 219-ю. Сейчас они идут рядом.

Познакомиться с ребятами из 221-й удалось только в обеденный перерыв. И это не случайно. Видимое «безлюдье» порта в рабочие часы объяснилось предельно просто: все на своих местах – на автопогрузчиках, кранах, в трюмах. На простои и перекуры, как здесь говорят, нет времени.

Однако и после обеда разговор получился недолгим – на две сигаретки. И пошел он поначалу «не по делу», как мне показалось, а в том же легко-веселом одесском стиле, с шутками и подковырками, но так естественно идущем этим шестнадцати парням, загорелым, улыбчивым, с неистребимым черноморским жизнелюбием. Да и одеты они были для своей профессии как-то непривычно, несколько даже изысканно – в джинсах, спортивных куртках, рубашках, на зависть столичным пижонам. Только каски и руки, знающие работу, говорили о принадлежности их к профессии грузчика. Но был час отдыха, и, кроме того, этот день оказался «праздником возвращения блудного сына», – Толя Кириязов наладил работу у соседей и вернулся в свою родную 221-ю.

Но как ни легок и весел по форме был разговор с ребятами, в конечном счете он свелся к вещам сугубо серьезным, к тому, что занимало всех, а меня по-новому заставило взглянуть на атмосферу порта и людей, в нем работающих. В частности, я понял, что иногда, теряя чувство реальности, мы остаемся в плену цепких книжных представлений, и, говоря о портовом грузчике сегодня, нужно отдать истории цепочку согбенных спин, тянущихся по шатким сходням с непомерной ношей на плечах под шаляпинскую «Дубинушку». Но дело не только в том, что львиную долю работы грузчика выполняют в порту механизмы. В еще большей мере, чем техника, изменилась профессия, – сила грузчика направлена теперь в другую сферу – творческую.

– Пора, ребята. – Бригадир поднимается и безошибочно привычным движением вынимает из кармана толстую записную книжку. Быстро, на ходу раскрывает нужную страницу. – Слушай, То-лик, возьмешь хронометр. Пустишь, как только поднимешь контейнер. Выключишь, когда поставишь под захват. Так четыре раза. Понял?

Что ни говори, прогресс прогрессом, а не так-то просто привыкнуть к грузчику с хронометром. Впрочем, как заметил Попов, слово «грузчик» уходит из лексикона портовиков. Докер?

– Нет, не привьется. Это, как говорят в Одессе, из другой оперы. Портовый рабочий – в идеале это механизатор. У нас в 221-й по две-три механизаторских специальности имеет каждый.

Как только ребята приступили к работе, больше в тот день я никого не видел. Шумящий и движущийся порт обрел свою рабочую форму – обезлюдел.

В порту блестит ночь. Вода угадывается по тысячам пляшущих огней и сильному запаху моря, идущему, кажется, из самой темноты гавани. Отраженные огни раскачиваются ветром и снующими от причала к причалу катерами. Порт живет. Приходят и уходят в море суда.

Ближайшему судну нужно идти догружаться в Одессу; сейчас оно наполовину в балласте, а при таком ветре выйти из гавани – дело рискованное. Свести риск к минимуму – дело лоцмана. Тому, кто встанет сейчас на мостике рядом с капитаном, хорошо известно, что значит в такую погоду «раскантовать», развернуть судно в узкой гавани носом на канал. Парусность, инерция – законы физики неумолимы; малейшая ошибка в расчете, поспешность или нечеткая реакция могут дорого обойтись. Нужно предвидеть неожиданности и трезво оценить ситуацию. А она не проста: справа – громада дока, слева далеко выдвинули мощные форштевни три океанских судна. Работая с гигантами, лоцман должен быть ювелиром.

Старшему лоцману Александру Саенко едва за тридцать. Учебного заведения, готовящего лоцманов, не существует; ими становятся опытные судоводители, имеющие склонность к этой ювелирной работе. И потому в биографии Саенко все кажется ясным, если, конечно, не считать молодости в связи со столь ответственной работой. Но «за кормой» у него судоводительское отделение Ленинградской «мореходки», рейсы четвертым, третьим, вторым помощником, тысячи миль, приходы и отходы, швартовки В чужих и своих портах. Он из тех, кто «нюхал море» с мостика, входил в незнакомые гавани, всякий раз напряженно сжимая ручку машинного телеграфа, и вот теперь – Ильичевский порт. Ученик лоцмана» лоцман, старший лоцман...

С ходового мостика Саенко приказывает буксировщику отводить судно от стенки. Отдан последний швартов, но ветер, точно ждавший этого, с новой силой уперся в высокий борт. Нос понесло на док. В арсенале лоцманских средств было в этот момент только одно, способное отвратить беду. Реакция Саенко мгновенна:

– Отдать якорь!

Якорь летит вниз, грохоча железом по стальному клюзу. Самое опасное – навал на док – миновали. Но работа только начинается – судно по-прежнему стоит кормой на канал. И вновь команда с мостика дать полные обороты машине буксировщика; теперь на малых оборотах ему помогает своими машинами судно. Но ветер усиливается настолько, что якорь не держит нос; судно продолжает движение бортом. Лоцман приказывает включиться в работу второму буксировщику. С трудом преодолевая силу ветра, они вдвоем медленно, метр за метром, разворачивают судно носом на канал...

Провожать суда хорошо, стоя у красно-белой колонны маяка. Это еще не море, но уже и не порт. Пока идешь по длинному бетонному брекватеру к маячному огню, постепенно погружаешься в другой мир: словно уходя куда-то, стихает железная симфония порта, только движутся, все отдаляясь, огоньки, и скоро остается лишь звук шагов по бетонным плитам да всплески воды у самых ног.

К тишине ночи со стороны порта приближается гул работающих двигателей. Проплывает силуэт огромного судна. Огни палубной надстройки притушены, горят только ходовые. В кильватере вспенивает невидимую воду катер. Там, в море у приемного буя, он снимет с борта лоцмана – последнего из провожающих, кто пожелает счастливого плавания судну, уходящему из порта в далекий рейс.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.