Красно-белая колонна Ильичевского маяка вынесена далеко в море на длинном и узком волноломе. Маяк – уже не море, но еще и не порт. Еще пахнет в тишине морем и водорослями, лениво всплескивает у бетонных плит прозрачная зеленая вода, но уже видно движущееся разно цветье портальных кранов, кивающих тебе со слоновьим радушием, и доносится ветром неповторимая музыка работающего металла. Любопытные крабы снуют в расщелинах бетона, равнодушно щурит на них глаза лохматый пес, а совсем рядом, в сотне метров от этого мира, снуют маленькие, как крабы, красные и оранжевые автопогрузчики...

Так начинается порт для судов, ожидающих на рейде своего причала. Среди разных флагов, которые несут они сюда со всех континентов, на подходе к приемному бую каждое судно поднимает еще один флаг – черно-желтый: «Мне нужен лоцман!»

На зелено-палевых волнах рейда покачивается итальянский рудовоз. Вспенивая воду, бежит к нему маленький катер. Человек на борту – в синем кителе и ослепительно-белой фуражке – лоцман. Он поведет «итальянца» к причалу.

Для каждого судна, откуда бы оно ни пришло, порт начинается с лоцмана и кончается им.

После тишины маяка порт встречает неожиданно. Кажется, попал в гигантский круговорот грохота и движения. Так – по всему шестикилометровому фронту причалов.

Лес кранов густ; за ним не видно судов. Стена кивающих и разворачивающихся гигантов отделяет берег от моря. Обилие техники, ее мощь и масштабы заставляют глаза разбегаться, и нужно выбирать, ибо на каждом причале – свое, особенное, у каждого свой запах, цвет, ритм.

У одного только что ошвартовалось огромное низко сидящее судно и уже ждет, замерев с распахнутыми трюмами. Из люков тянет мягким медовым запахом, по которому каждый, здесь знает, что рейс был дальним – судно пришло с Кубы. По ту сторону крановых путей его груза ждет вереница вагонов. Отрывисто ударили звоночки, заворочались краны, огромный грейфер ныряет в чрево трюма, с густым шелестом загребает четырехтонную порцию сахара и защелкивает гигантские челюсти. Грейфер плывет над бетоном, на одно лишь мгновение застывает над воронкой бункера и как бы нехотя разжимает стальные челюсти. Снежный поток с гулким шумом осыпается в бункер, оттуда – на ленту транспортера и тугой тяжелой струей течет в окошко вагона.

На соседнем причале иная жизнь, иная музыка. Сквозь разноцветные переплетения кранов виден высокий серо-зеленый борт судна под индийским флагом. Его гулкие пустые твиндеки в ожидании, пока ярко-оранжевые автопогрузчики, ловко лавируя в лабиринте пестрых грузов, выкатывают из огромного, похожего на строенные ангары склада рулоны бумаги и, откатываясь, ставят их под цепкие стальные захваты. Кран подхватывает рулон, несет его над причалом к трюму, а в раскрытую горловину соседнего трюма в то же время, с той же ловкой осторожностью второй кран грузит металлические балки... Маркировщица, тоненькая девушка в красной косынке, выводит четкие, твердые буквы: «Порт назначения – Калькутта».

Ритмы железной музыки сменяют друг друга. Пока не привыкнешь к объему и масштабам порта, трудно, конечно, представить себе целый завод, сложенный на причале. Но здесь привыкаешь ко всему, даже к этому.

Мошной сухопутной технике оказывается не по плечу справиться с химическим заводом, отправляющимся в Болгарию. К причалу подходит самоходный плавкран с точным и звучным именем «Богатырь». Только что он грузил тепловозы на палубу судна, уходящего в Александрию, теперь его голубая шестидесятиметровая стрела возвышается над лесом портальных кранов «болгарского» причала. Скажу тут же, сами портальные краны часто становятся грузом «Богатыря»; не демонтируя, «Богатырь» легко переносит их на новое место. Теперь ему предстоит заняться химическим заводом.

Неспециалисту трудно разобраться в назначении всех этих агрегатов, которые перетаскивает «Богатырь» с причала на судно, но видимые невооруженным, так сказать, глазом размеры, вес, обозначенный на металле, и легкость, с какой работает кран, говорят сами за себя. Как, впрочем, и цифра на его главном гаке – 300 тонн!

Шаг за шагом, причал за причалом под аккомпанемент железных звуков все более рельефно лепится художественный образ порта, выявляя новые грани своего многоликого существа. Вряд ли где-нибудь, кроме морского порта, можно одновременно увидеть этот огромный и разнообразный ассортимент грузов. И нигде, кроме морского порта, невозможно с такой отчетливостью ощутить живую экономику страны в ее международных связях. Здесь она перед вами в своем поистине глобальном грузопотоке: индийский джут, чай с Цейлона, хлопок из Египта, итальянская техническая сода, французские станки, овощи и фрукты из Болгарии... И в разные порты мира, в сто стран, идет из Ильичевска обратный грузопоток: руда, уголь, бумага, прокат, автомобили, телевизоры, целлюлоза, сельскохозяйственная техника, химическое оборудование...

Эта экономическая география начинается на тридцати причалах порта. Днем и ночью, зимой и летом, когда за волноломом стоит штиль или бушует шторм, краны дают жизнь порту, заставляя пульсировать его мощные артерии. Их железная музыка, поначалу непонятная, обретает смысл

и красоту, стоит только приглядеться. Тогда можно увидеть, как, едва дрогнет ходовой звонок, махина крана делает легкий реверанс, подхватывает груз, одновременно «вирает», разворачивается кругом и отходит по путям назад. Все три операции цикла делаются одновременно. Это высший класс...

И здесь нужно остановиться, ибо познание порта может пойти неверным путем. Захваченные обилием и мощью техники, ее умной, красивой работой, мы пока не увидели тех, кто создает эту музыку. Молодая маркировщица в красной косынке, моряк с золотыми шевронами, взбегающий по трапу на борт, еще две-три фигурки, но, насыщенный движениями и шумом, порт почти безлюден. И это тем более удивительно, что, прежде чем самому попасть под сень порта, я слышал и читал об ильичевских портовиках значительно больше, чем о его механизмах, машинах и тонно-грузах.

Трудно сосчитать, сколько уже написано об ильичевском крановщике Иване Козлове, неподражаемом виртуозе своего дела, мастере, учиться к которому потоком идут крановщики со всех концов страны. А недавно от Черного моря до. Находки и Гамбурга прогремело имя Анатолия Барановского, вожака комсомольско-молодежной, создавшего принципиально новую схему бригады грузчиков, добившейся невиданной до сих пор выработки и культуры труда...

– Слава Козлова и Барановского, как голос Шаляпина. Она не нуждается в микрофоне.

Это говорит Саша Бут, старший стивидор контейнерного участка. Ему двадцать три года, член бюро горкома комсомола, сейчас замещает ушедшего в отпуск начальника участка.

Мы сидим в «дежурке» в окружении телефонов, то и дело звонящих, счетных машин, на клавишах которых постоянно «играют» смуглые пальцы старшего стивидора. Он только что с причала, присел к столу, забыв снять коричневую каску, точно специально подобранную под цвет его черноморского загара, «заработанного» в порту, – смена для него понятие растяжимое. «Молодому специалисту найдутся дела и после смены». Полусидя на краешке стола, он оборачивается к грузовому плану судна за спиной и, продолжая что-то прикидывать на машине, снимает трубку:

– «Светлов»? Как там у вас со вторым трюмом?.. Ну смотрите, а то подкинем... Ух, жарища! – Саша снимает каску, берет вторую трубку: – Склад? Слушай, Саня, что вы там тянете? «В графике! В графике!» Ты же не на одесском пляже, где «дальше всех не заплывать». Будет тебе погрузчик в 16.30 железно.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.