С некоторых пор замечаю, что память начинает здорово слабеть. Без карманного календарика, куда заблаговременно заношу все, что предстоит сделать завтра и послезавтра, уже просто и жить невозможно. Воспоминания о совсем недавних событиях, даже интересных событиях, иногда начисто стираются, будто со школьной доски. И, наоборот, все интересное, что было давно, даже очень давно, вспоминается ярко, рельефно, во всех подробностях, точно бы оно случилось вчера.

И все чаще вспоминаю я теперь одну старую, несколько странную дружбу, завязавшуюся в свое время менаду тверскими комсомольцами и Алексеем Максимовичем Горьким, жившим тогда, как говорится, за тридевять земель от наших верхневолжских краев.

В 1927 году Тверской губком комсомола решил преобразовать свой еженедельный листок «Путь молодежи», выходивший при «Тверской правде», в самостоятельную газету, которую после долгих и шумных дебатов в комсомольских кругах решено было назвать «Смена». Она еще и не родилась, эта «Смена», но вокруг заводилы этого дела журналиста Ивана Рябова, считавшегося среди нас классиком тверской молодежной поэзии, из энтузиастов и доброхотов уже выкристаллизовывался штаб будущей редакции. Это были юнкоры «Пути молодежи», уже попробовавшие свои перья на печатных страницах. Вот закрою сейчас глаза, и передо мной встает шеренга этих будущих «сменовцев», встает, как живая. Иван Рябов, ясноглазый парень с развевающимся пшеничным чубом, напевно читающий свои, но главным образом есенинские стихи; и вышневолоцкий юнкор Леша Исанов, трудяга и отчаянный рыболов, со щекой, раздутой флюсом; и Григорий Пантюшенко, белокурый томный юноша, деликатнейший парень, придумавший для себя маску редакционного циника; и продавщица из книжного магазина Наташа Кавская, девушка, щеголявшая по комсомольской моде тех дней в красной косынке и юнгштурмовке, туго перетянутой ремнем; и, наконец, будущий секретарь будущей редакции Самуил Аксельрод, в просторечии Мулька, но чаще всего Кислород, ибо такое прозвище необыкновенно подходило к этому энергичному, жизнерадостному, подвижному парню.

Собирались в маленькой комнатке, где стоял единственный стол Кислорода, и горячо обсуждали то, какова же должна быть эта еще только зачатая газета. Спорили, спорили и решили задать вопрос ее предполагаемым читателям — молодым текстильщикам Твери, Вышнего Волочка, обувщикам Кимр, рыбакам Осташкова, молодым крестьянам из пригородных волостей; что больше всего хотелось бы им видеть в своей газете? Написали от руки и разослали по комсомольским организациям сотни писем. Получили десятки ответов.

Ответы очень разнообразные. Но в одном почти все читатели сходились: это в своем интересе и литературе и литераторам, в своей любви к Горькому, творчество которого в те дни, как кажется, занимало всех. Решено было в числе другого обстоятельно ответить на этот единодушный, настойчивый запрос. Но как? Какое из произведений Горького стоило бы напечатать? К какой из известных биографий обратиться? Как завязать хоть какую-нибудь связь с этим человеком, так интересующим молодежь?

Ведь говорили: он нездоров. Знали: всемирная слава несет к нему потоки писем со всех концов земли. Знали, как он занят и как это нечестно беспокоить столь занятого человека. Все знали. Но пожелания читателей и наше стремление сделать интересную газету в конце концов опрокинули все эти трезвые сомнения, и в Италию, в Сорренто, где в те дни жил писатель, пошло толстое письмо, к которому был приложен только что вышедший тогда первый номер «Смены».

Аккуратнейший адресат

Отослали и, по совести говоря, забыли об этом письме, ибо слишком мало было надежд на получение ответа. И вдруг в почте от 24 ноября 1927 года Наташа Кавская, ведавшая отделом писем, нашла голубой конверт с иностранными марками. Круглым, энергичным, таким знакомым всем почерком был выведен адрес: «Советский Союз. Тверь. Советская улица, 45. Редакция газеты «Смена». Всем». Слово «всем» было дважды подчеркнуто.

Горький! Ответ Горького! Эта весть, как молния, осветила редакционный день. Не знаю уж какими путями она мгновенно разнеслась по городу, но помнится, что в маленькой комнатке, где за единственным столом восседал наш Кислород, в этот день не смолкал телефон и стены просто трещали под напором посетителей, требовавших не только прочесть, но посмотреть, подержать в руках, пощупать голубоватый жесткий конверт.

«С газетой я вас, товарищи, искренне поздравляю, — писал Алексей Максимович, — очень удалось — живая, бойкая, интересный материал горячо подан, притом грамотнее некоторых провинциальных «взрослых» газет.

Может быть, потому, что теперь для меня время бежит, как нахлестанное, и потому, что я слишком хорошо помню мучительно медленный шаг прошлого, но мне кажется, что вы, комсомол, растете удивительно быстро. Это не комплимент человека, который хочет нравиться, а действительное мое впечатление, вызванное, разумеется, не только одной вашей газетой. Нет, я имею в виду то, как решительно отказываются комсомольцы от некоторых своих ошибочных увлечений, например, в области современной литературы, которая иной раз слишком торопится густо подчеркнуть темные стороны быта, — возьмем хотя бы отношения полов. Подчеркивая по-судейски отрицательные явления, литература сосредоточивает нездоровое внимание на то, что требует здоровой и активной борьбы. Мне кажется, что комсомольцы понимают, как неверны и обидны для них торопливые выводы.

Посоветовать вам, что из моих рассказов можно бы напечатать в «Смене», затрудняюсь. Не совсем ясно представляю, что явится для вашего читателя наиболее интересным по смыслу и по форме.

Может быть, подойдет «Человек», «Песня о Соколе», «Буревестник»? Пожалуй, рекомендовал бы «Мать», из «Итальянских сказок». Мне кажется, что теперь перед матерями стоят новые и огромные задачи по отношению к детям и что девицам комсомола следует подумать и над этой своей ролью в жизни. Возможно, что моя «Мать» заставит подумать над этим.

Если хотите познакомить читателя «Смены» с моей биографией, рекомендую вам статью товарища Ильи Груздева из «Молодой гвардии» за 27-й год, книги 1-я, 5-я.

Обращение к молодежи напишу в январе, раньше не могу, очень много работы.

Примите мой товарищеский привет.

А. ПЕШКОВ

18/XI — 1927 г. Сорренто»*.

___________

* Это и другие письма цитирую по книжке «Письмо из Сорренто», написанной моим другом Георгием Куприяновым и мной и вышедшей в Тверском издательстве в тридцатых годах.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.