Рассказ
Нагруженные зноем и холодом, грохотом и угаром, бегут года. Зиму топчет весна. И весну смывают ливни. Гонятся ураганы на просторах. Кипельная пена клочьями залепляет глаза. И дремучие рыбы резвятся в зеленых морских пучинах.
Как сорванные с якорей корабли, бегут года. Солнечные дороги. Бесконечные пути. Гавань их - вечность.
Мозе Андре никогда не думал о том, хорошо или плохо он живет. Все люди его масти жили так. Так жили и раньше. Старик Мак - Сики говаривал, что много думают только люди, которым легко достается кусок хлеба и жизнь которых беззаботна и светла, как жизнь рыб.
Андре - кочегар. С малых лет он зарабатывает свой хлеб. Ему некогда думать о пустяках. Могучую грудь, жилистую шею и вытянутые непосильной работой, свисающие ниже колен, руки - вот все, что имеет он.
Годы плаванья чередовались с длительными голодовками. Томительно тянулись месяцы безработицы. Шумные, портовые кабаки менялись на кочегарки океанских пароходов.
Переливались люди, страны, города. Торопливо уползали сверкающие зеленью материки. В широкой зыбке океана качались нарядные корабли.
Но Андре был кочегаром. Он ничего не видел. Шестнадцать часов каждодневно метался в аду кочегарки, в реве гигантских ветрогонок. Из угольных ям подтаскивал к топке восьмипудовые кадки. Забывшие сладость отдыха, руки цепко держали грибок: подламывали скипевшийся шлак, разгребали ровный слой жара. Как удары бича, хлопала ругань старшин. И три десятка таких же прокопченных и задымленных кочегаров локоть в локоть стояли в ряд и, не разгибаясь, беспрерывно подкидывали в топки лопаты угля или разгребали жар. Гудящие спины и плечи отдыхали в короткие минуты, когда потрескавшиеся в кровь губы припадали к холодному крану в стене. Тускло сочился свет угольных лампочек.
Шестнадцать часов каждодневно.
Остальное время Андре мертвецки спал в темном, промозглом кубрике, а когда там было невыносимо жарко, уползал в трюм на кучи угля.
Наверху, на палубе, молодой кочегар появлялся редко: когда от большой жары терял сознание и падал. В таких случаях всегда подбегал разъяренный старшина Джон. Его проклятья и угрозы лились, как тропические ливни. Джон грозился выгнать лентяя и дармоеда в первом же порту, хватал Андре в охапку, засовывал головой в чугунную кадку, которой выбрасывали шлак, давал сигнал продолжительным свистком и лебедка тащила наверх.
Полдюжины ведер воды, вылитой на черную, кудрявую голову, приводили кочегара в себя. Глаза слепило тропическое солнце и сверкающее море. Грудь, как парус, вздымалась от синего ветра.
- Сакраменто дьяволе.
- Хеви. Го. - Живо.
Боцман награждал негра парой пинков, Андре покорно лез в кадку. Гремела лебедка, бросала обратно в брюхо кочегарки.
И в самую последнюю минуту он успевал разглядеть пассажиров, которые в сверкающих белизной белых одеждах под растянутыми тенетами качались в тростниковых креслах, пили холодные цветные воды, звенели смехом и рюмками.
Ни в каких других случаях Андре не полагалось показываться наверху.
В короткие часы отдыха, уплетая бобовый суп, который кочегары для вкуса сдабривали машинным маслом, молодой кочегар никогда не задумывался над тем, почему одни сушат свои глаза и сердце у топок, другие качаются в тростниковых креслах и звенят смехом и рюмками. Стоит ли над этим думать, когда это началось не вчера и не нынче, когда нужно идти спать. Ведь через шесть часов пора вставать на вахту. И уходил в трюм спать. Там уже храпели десятки глоток так же, как и его, пропыленные угляной пылью.
Ударить показавшегося на глаза чернокожего считали обязанностью все, начиная от первого помощника и кончая коком 1), любившим плескать кипятком на черные икры. Только где - нибудь в черном углу корабля, среди своей работы, он чувствовал себя в безопасности.
В 10-м номере читайте об одном из самых популярных исполнителей первой половины XX века Александре Николаевиче Вертинском, о трагической судьбе Анны Гавриловны Бестужевой-Рюминой - блестящей красавицы двора Елизаветы Петровны, о жизни и творчестве писателя Лазаря Иосифовича Гинзбурга, которого мы все знаем как Лазаря Лагина, автора «Старика Хоттабыча», новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Повесть. В переработке журнала «Смены»