Дальность кратчайших расстояний

Разве не современны герои пьесы Бориса Васильева «А зори здесь тихие...»? Или революционные матросы в «Десяти днях, которые потрясли мир», солдаты из «Павших и живых»? Доброта, вечное чувство справедливости, гармония — вот та ответная реакция, какую должен рождать в зрителе современный герой...

В гайдаровском Бумбараше Валерий Золотухин видел своего деда — таким, каким рисовало его воображение по письмам, мутным фотографиям, рассказам матери. Каким он его себе придумал. И родиной Бумбараша мысленно выбрал он свое негромкое алтайское село Быстрый Исток, шел к образу по вехам собственной судьбы. Может, потому и получилась сказка такой правдивой.

Актерское амплуа Золотухина вряд ли можно определить: трагик, герой-любовник, простак? В основе сегодняшней драматургии иные мерки.

Своим любимым героем актер считает Иванушку-дурачка. Видя в нем и не роль вовсе, а, скорее, систему образов, характеров, идей, бытующих в народе.

Когда Золотухин снимался в фильме Владимира Назарова «Пакет», много было сомнений, не слишком ли простоватым и дурашливым выходит у него Петька Трофимов. А потом, после монтажа, оказалось, что и умен Петька, и добр, и смел. В который уже раз подтвердилось, что прямой путь к сложности характера лежит в границах истинной простоты.

Ни в одной из своих ролей Валерий Золотухин не хочет показаться зрителю умнее, чем он есть на самом деле. Он не хочет хитрить, зная, как видно, по наитию таланта, что хитрость не всегда тождественна уму и что талант интуитивен.

Окончив отделение музыкальной комедии ГИТИСа, он был сразу приглашен на драматическую сцену, в Театр имени Моссовета. Юрий Завадский ангажировал начинающего актера, который в дипломном спектакле — опере Шебалина «Укрощение строптивой» — пел басовую партию Баптисты (ту, что сегодня в репертуаре Артура Эйзена). Вокальные данные Золотухина ни у кого не вызывали сомнений. Но уже тогда опытные преподаватели, среди которых была Ирина Сергеевна Анисимова-Вульф, сомневались в своем праве быть поводырями слепца, которому суждено прозреть, — они настояли на том, чтобы выпускник музкомедии стал драматическим актером.

В Театре имени Моссовета Золотухин проработал два сезона. Они не принесли ему известности, скорее, помогли обжиться на сценической площадке. И хотя играл он во многих спектаклях, но роли были все больше эпизодические, как он сам говорит, «с уклоном на этаких рубах-парней с гармошками». Разве что попробовался он в «Недоросле» на Митрофанушку. Впрочем, не надо забывать истины — нет маленьких ролей, есть маленькие актеры. Мимолетные появления Золотухина на сцене зрительный зал нередко встречал аплодисментами, радуясь его веселому обаянию, юношескому озорству.

Желание нравиться зрителю — в природе актера. Зная свои козыри, он, конечно же, хочет использовать их. Умение отбора приходит с опытом.

В пьесе Исидора Штока «Ленинградский проспект» Золотухин играл небольшую роль приятеля главного героя. И появление и уход Золотухина со сцены неизменно вызывали смех и овацию в зале. Актерское тщеславие вроде бы было удовлетворено. Но после одного из таких спектаклей молодого актера пригласил в свою гримерную народный артист СССР Николай Мордвинов. Внимательно посмотрел на Золотухина, будто впервые увидев его.

— Лицо-то какое хорошее, — сказал самому себе. И добавил: — Вы, молодой человек, играете в спектакле Чухина, друга моего сына. А сын у меня не дурак. И глупых друзей у него быть не может...

Вот, собственно, и весь разговор, какой был у них тогда. Мастер имел в виду ту самую легкость успеха, которая в конечном счете ведет к девальвации дарования. Мастер говорил, что кратчайшему пути предшествует длинная дорога.

Новизна таланта — единственное, что не подвержено старости.

Сценический дебют Валерия Золотухина совпал с рождением в Москве нового театра, имя которому еще не было найдено, репертуар которого еще только подразумевался, но эскизные наброски будущего портрета уже несли в себе магнитный заряд поиска — из учебного зала студии имени Щукина притча Бертольта Брехта «Добрый человек из Сезуана» перебралась на Таганку, на профессиональные подмостки, где ученики Юрия Любимова создавали свой молодежный театр.

— Увидев впервые «Доброго человека», я буквально вспотел от волнения. В тот же вечер я решил, что буду играть только в этом театре. Что это то, единственное... В общем, я заболел Таганкой. И до сих пор не думаю выздоравливать...

Почему?

Золотухин:

— Мы не стремимся быть оригинальными. Хотим быть понятными — это главное. Тут я, кажется, перефразирую Маяковского.

Нерв нашего театра обнажен. Мы обращаемся к зрительному залу с вопросом, ответ на который подразумевает взаимообогащение взглядов.

Понимаю, что разговор о театре, в котором вырос, в котором стал актером, может показаться и нескромным и неуместным, мол, «кукушка хвалит петуха...». Однако не говорить о нем вовсе я не могу, не имею права, дабы не потерять точность ориентиров в пространстве поиска, в пространстве собственной биографии.