Сильные мира сего

У него часто не получалось то, что запланировано. Но если он чувствовал, что может что-то сделать, он делал это безотлагательно. Затем передышка — и вновь напряжение, труд, труд, труд. Чем больше его давили и преследовали неудачи, тем больше в нем пробуждалась жадность к победам».

Здесь все больше добрые слова. И совсем нет слов жалящих и злых, хотя я великолепно знаю, что их заслужил. Было дело. Надо это признать. Теперь, когда я сам имею опыт наставника сборной страны, я могу точно представить и понять (увы, задним числом), как было трудно со мной работать.

Да, на компанию ангелов сборная походит меньше всего. Прозвища, даваемые штангистам — «Железный», «Несокрушимый», «Стальной»,— порой заставляют думать, что как люди атлеты — само воплощение спокойствия, невосприимчивости к волнениям, каменной уверенности в себе. Но на самом деле это — заблуждение чистой воды.

Борьба за результат не проходит даром. Ученый Л. Л. Поллини, наблюдавший в 1964 году за 418 итальянскими олимпийцами, обнаружил, что элементы психопатологии наблюдались среди этой группы чаще, чем среди населения вообще. Некоторые исследователи, изучавшие личность спортсменов, выделяют даже особый собирательный тип спортсмена — «Homo sporlivous». Этот термин был предложен профессором Дженаро ли Маццо больше десяти лет назад. В 1965 году вопрос о конституциональном типе личности спортсмена вновь поднял Флорес, полагавший, что он, тип, характеризуется не только физиологическими параметрами, но и определенными психологическими особенностями. Ярче всего психологические особенности «Homo sportivous» проявляются в индивидуальных видах спорта, бледнее — в командных. Каковы же они? Основные отличия спортивного типа личности, по мнению ученого, заключаются в затрудненности углубленного контакта с окружающими при легкости внешнего, поверхностного контакта. Причину этого Флорес усматривает в конкуренции.

В сборную команду страны я входил с 1949 по 1962 год. Я могу точно подсчитать, сколько раз за это время выходил на помост. Но сколько раз я стартовал в других «соревнованиях», сказать не могу, потому что мы соревновались во всем, в чем только может соревноваться человек. Эта постоянная готовность ввязаться в спор, оспаривать свое превосходство, не уступать даже в пустяках пропитывала каждый день нашей жизни.

Я, по обывательским понятиям, неплохо играл в шахматы и, каюсь, не пропускал случая, чтобы кого-нибудь обыграть. Другие утверждали себя в подтягиваниях, в прыжках с места в длину и даже за обеденным столом.

Если ты тренер сборной, будь настороже. Помни, что в высшем тяжелоатлетическом обществе любой пустяк может вызвать дуэльную ситуацию. Большие атлеты чрезвычайно самолюбивы. К каждому нужен особый подход.

Слава и молодость — слишком много для простого смертного. Безусловно, спорт — великое благо, великолепное средство воспитания человека. Но верно и другое: каждое человеческое начинание — это палка о двух концах. Развивая и совершенствуя человека, спорт вместе с тем создает почву для проявления эгоистических наклонностей. Об этом нас предупреждал еще первый нарком здравоохранения Н. А. Семашко.

Перед каждым тренером, как перед полководцем, стоит цель — победа. Но разве нам безразлично, кто победит: хороший человек или плохой, законченный себялюбец или парень, для которого интересы команды так же дороги, как свои? Конечно, нет. Хотя, если рассуждать формально, не за нравственные добродетели дают спортсмену медали.

Один тренер долго держал в команде спортсмена, который давно был, учитывая нашу специфику, дремучим стариком, редко выходил на площадку, не всегда удачно играл, но места своего не терял.

— Почему ты его держишь? — спрашивали коллеги.— Он же труп.

Но тренер только загадочно улыбался и упрямо держался за своего «старика». Однажды он все-таки под большим секретом сказал:

— Да разве в игре только дело? Он же умница. Разве он позволит себе опоздать на тренировку? Никогда. Грубое слово стерпит? Нет. Станет беречь себя в тяжелый момент? Ни за что. Это же камертон. Убери я его, команда фальшивить начнет, понятно?

В нашей сборной тоже всегда находился такой человек. Они были и есть. Надеюсь, и в дальнейшем судьба не обделит штангу такими людьми: Чимишкян и Саксонов, Степанов и Удодов, Тальтс и Куренцов...

Бывало, наш товарищ терпит поражение, но команда благодарна ему, потому что знает: никто другой не мог бы отдать борьбе больше сил, чем он.

Иногда спрашивают: спортивный характер, нервы бойца, привычка к титанической борьбе и рядом неврозы, срывы, поведение, больше свойственное кисейным барышням, а не богатырям. Нет ли здесь неувязки, противоречия?

Когда случайный человек берется за штангу и не может ее поднять, ему, конечно, досадно, но эта досада не проживет и минуты. Другое дело, когда за штангу берется атлет. Поднял — не поднял, разве в этом суть?

Время невозвратимо. А ты месяцами не вылезал из тяжелоатлетического зала. Отказывался от удовольствий. Лечил травмы. Когда пресса хвалила тебя, ты хотел, чтоб похвалы не пропали зря. Когда недоброжелатели ставили на тебе крест, злословили по поводу твоих неудач, ты стискивал зубы и снова шел в зал. Мечтал о дне, когда самая тяжелая в мире штанга победно запоет над головой. Ты боролся со страхом, неуверенностью, усталостью, с самим собой. Ты давно бы бросил, давно бы выбрал дорогу полегче и попрямей — вот она, иди, шагай, скинь с себя гнет добровольных трудов,— если бы не гордость, если бы не надежда на успех.

Чем больше на штанге вес, тем больше ставка. Послы вручают верительные грамоты. Твоя верительная грамота у тебя на груди. Герб страны. Она не станет слабей от того, что штанга вырвется из твоих рук. Но как ее уронить, если тотчас бросятся к телефонам проворные репортеры, застучат машинки и телетайпы, схватятся за голову твои болельщики и друзья... И понесется твоя фамилия, фамилия побежденного, во все концы земли, дробясь в телеэкранах, оттискиваясь на миллионах газетных листов, гудя в телеграфных проводах... И, как укор, как боль, сотни миллионов раз повторится рядом с ней название твоей страны.

Конечно, болтая с друзьями, потягивая пиво и изредка бросая взор на телеэкран, весьма легко критиковать силачей. Но каково им, пытались вы когда-нибудь это понять? Вникали в их одиночество — одиночество на глазах у всех? Когда впереди неизвестность, когда до славы или провала остаются считанные секунды? Ты наклоняешься над снарядом, проворачиваешь гриф, запираешь дыхание... Тишина. И в ней нарастающий тревожный стрекот кинокамер. Три, два, один...