– Ты очень это переживал?
– Когда пришел чужой человек, я подумал, со мной хотят что-то сделать. Я сейчас же вспомнил, как при мне врачи избавлялись от очень больной собаки. Может быть, н со мной будет то же? Я пытался укусить того, кто хотел мена взять, но хозяин надел мне намордник...
– Ты доволен жизнью в школе?
– Ничего, жить можно. У жаждой собаки свой вольер, иди, как здесь говорят, выгул. Нас кормят два раза ж сутки – утром и вечером: мятные бульоны и супы. Вы ведь уже, наверное, видели нашу собачьи» кухня» – чистота и порядок, не правда ли? Конечно, здесь, в школе, не так привольно, как дома; мы не можем, например, бегать сломя голову и где попало. Но ведь на это не стоит обижаться: мы служим в армии, а армии без дисциплины, как говорил большой друг к любитель собак Иозеф Швейк, «есть трость, ветром колеблемая». Конечно, кое-кто из моих соплеменников недоволен этими порядками, но и думаю, что они сами виноваты: нечего попусту вилять хвостом – нужно слушаться своего проводника и не лениться, постигая нашу науку. Это лучше, чем быть холеным псом, с которым хозяин без конца сюсюкает, а вся собачьи жизнь состоит лишь из того, что тебя показывают гостям...
В школе есть музей, где можно увидеть и понять работу собак-диверсантов в годы войны.
Впервые собаки-диверсанты появились на Калининском фронте. 10 июля 1943 года овчарки Дина, Дина-П, Джек и Дозор были переброшены на самолетах к партизанам в Селявщино. 3 августа партизаны решили взорвать железнодорожную линию в районе станции Барковичи. Проводник подобрался к насыпи и спустил с повода Джека. У самой линии Джек зацепился вьюком (в нем была уложена взрывчатка) за колючую проволоку, и дрессировщик Кириллов отозвал собаку. 19 августа 1943 года в районе станции Дрисса на линию пустили Дину. Она выскочила на путь перед поездом, сбросила груз и кинулась к своему дрессировщику. Через две минуты поезд пошел под откос (заряд взорвался в центре состава) – дотла сгорели десять вагонов, погибло более тысячи фашистов – После переподготовки Дина помогала саперам. В полоцком госпитале в одной из палат она нашла мину- « сюрприз ».
Демон блаженно и доверительно растянулся у моих ног. Иногда он открывает глаза (он и не думал спать – просто легкая дремота), чтобы проводить презрительным взглядом муху или шмеля...
Мимо нас по своим делам проносится целый взвод проводников с собаками: овчарки, водолазы, лайки, терьеры... Те, что помоложе, отчаянно лают на Демона, но он и ухом не ведет – видимо, это н есть умение держать себя и блюсти достоинство...
– Неужели среди всех собак вашей школы нет ни одного пса, который был бы чем-то тебе сродни?
Терьер поднимается во весь свой громадный рост. Вопрос застал Демона врасплох. Я почти уверен, что он сейчас скажет «нет»...
– Во-он, та немецкая овчарка черной масти. Ее звать Зита. Она умна, очень красива и добра–
– А я слышал, что собачья доброта не очень-то ценится. Напротив, говорят, чем злее собака, тем от нее больше проку-
– Я ведь сказал о доброте в наших, собачьих, отношениях. Ну, зачем, скажите на милость, ни е того ни с сего я буду бросаться на такого же пса, как я? Другое дело, когда речь идет об ущемленном самолюбии или же потере достоинства. Здесь мы, собаки, идем на все, чтобы только не дать себя в обиду...
Все, кто работает в школе, очень любят собак. Конечно же, путь этих людей сюда неодинаков. Одних сюда направило командование, и они, повинуясь приказу, занялись необычной для военного человека работой. Другие пришли в школу из клубов собаководства: до армии занимались с овчаркой или терьером, а потом упросили военкома не разлучать их с другом. Дело дрессировки требует деликатности. Собаки шаловливы, как дети, и часто, чтобы прекратить безрассудное баловство иди проучить упрямца, наставники нет-нет да и одернут своего воспитанника. Правда, уже через пять минут взаимных обид не было и в помине: теперь можно побегать, повозиться на травке, полаять на соседа, на птиц...
За сорок семь лет, которые существует школа военного собаководства, здесь, естественно, сложились свои традиции. Здесь и дня не продержат человека с признаками явной или скрытой раздражительности по отношению к собакам: начальство старается поскорее избавиться от такого «наставника», отправить его в какую-нибудь иную часть, где он принесет больше пользы. Те же, кто остается в школе, очень скоро становятся истинными друзьями своих питомцев. Начальник школы полковник Василий Иванович Тытюк, подполковник Николай Алексеевич Донченко, майор Иван Петрович Попов, сержанты Владимир Волков и Сергей Саченко, рядовые Юрий Даншин, Александр Чижов, Евгений Лапшин, Николай Аввакумов – превосходные мастера дрессировки...
Демон вдруг поднимает голову, и я вижу оскал его мощных клыков. В кустах, что рядом, кто-то есть. «Демон, фас!» Он бросается туда – трещат кусты, мы слышим глухое рычание и сопение... «Сержант, да ты отзови своего пса ради бога!» «Демон, фу!» Огрызаясь, он выходит из кустов. Следом идет человек в толстом брезентовом халате с длинными рукавами. «Здорово он вас потрепал?» «А вы сами попробуйте...» Я напяливаю халат и начинаю дразнить Демона.
Он молча наблюдает мои кривлянья, оглядывается на своего дрессировщика, а затем бросается на мою поднятую левую руку. Я чувствую его челюсти: они сжимают запястье, как тиски. Толстая материя и слой ваты сдерживают зубы терьера. Я поднимаю правую руку – хочу оттолкнуть Демона. Он мгновенно сжимает челюсти на правом запястье, ему хочется поскорее свалить меня и доконать на земле... Я почти падаю... «Демон, фу!» Я снимаю халат и хочу погладить терьера: он глухо рычит, он не может простить такого предательства.
– Ты что же, дружище, действительно хотел меня укусить?
– Ну, зачем же? Сначала припугнул бы как следует...
– Я заметил, что ты не каждому подаешь лапу или позволяешь себя погладить...
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.