Фелисата Васильевна

Она была богаче. Что там Медная гора! Какие самоцветы рассыпались по доменному двору, когда из летки шел ее чугун, – этого ж и не расскажешь! В газетах ее называли «мастером огненной профессии» и еще «покорителем металла».

Она варила чугун до марта сорок третьего года. А в марте случилось несчастье.

В войну выплавка увеличилась, в цехе не стало хватать ковшей, случалось, чугун еще идет из печи, его много, ему хочется на волю, а резервного ковша нет. Приходилось перекрывать летку, оставлять металл в домне, пока не подадут нового ковша. Это опасно, но приспособились, знали: работают для победы.

В тот день с начала смены все было привычно. Вдвоем с новым подручным (Пашу у нее забрали) они бросали в летку глину и уплотняли ее металлическим стержнем.

Когда из летки выбило огненный фонтан шлака, она привычно прикрыла лицо полой войлочной шляпы, крикнула подручному, чтобы бросал сухую глину, а тот растерялся, молодой был, неопытный. С испуга перепутал и метнул полную лопату сырой глины. Грохнул взрыв.

Взрыва она не услышала. С головы до ног ее окатило огненной струей, вспыхнула Фелисата Васильевна светлым факелом, метнулась к бассейну с водой, но уже поздно.

Врачи решили, что она должна умереть. Так полагалось по всем медицинским законам. С такими ожогами люди обычно не выживали, а она выжила.

В больнице сестры называли ее самоистязательницей. Еще двигаться не могла, а стала просить их распрямлять и сгибать скрюченные ожогами руки и ноги. Тонкая, только-только народившаяся кожа не выдерживала, лопалась. Терпела.

На заводе ей предложили работу полегче. Никто не мог заставить вернуться к домне – после таких-то ожогов! Можно было идти в контору, но она знала, что надо принимать другое решение: время военное, опытные горновые были наперечет.

Она вернулась в доменный цех, иначе не могла, была уже человеком партийным.

Девятого мая, в День Победы, Фелисата Васильевна с утра заступила в смену, работы много, отвлекаться некогда. Вдруг видит, бегут к ней люди, машут руками. И она сразу догадалась, что случилось, у нее как раз такое предчувствие было, что победа...

Два года назад, а может, уже три, в августе, в самый бархатный сезон, Фелисата Васильевна отдыхала с мужем на юге в профсоюзном санатории металлургов, там один иностранец, по национальности бельгиец и тоже металлург, глядя на нее, усомнился, не поверил, что она работала на домне, была старшей горновой и варила чугун.

Весь день он смотрел на нее с любопытством, о чем-то советовался с другими иностранцами – сидели они все вместе за одним столом напротив нее.

После полдника бельгиец сказал переводчице Наташе, молоденькой девушке в серебряных солнечных очках, что этого никогда не было и не будет, женщина варить чугун не может, он в доменных процессах кое-что понимает.

Наташа пробовала его переубеждать, говорила о равноправии женщин и мужчин в нашей стране, приводила цифры, но поскольку сама не была металлургом и, как потом призналась Фелисате Васильевне, домну видела только на картинке, он ей не поверил. Наташа расстроилась, подошла, извинилась и попросила помочь.

– А как помочь? – Фелисата Васильевна разводит руками. – Чего я ему скажу? По-ихнему говорить не умею, а если она мои слова перескажет, он опять не поверит. Вот ведь притча.

Однако нашлась...

На глянцевом листке из интуристского блокнота нарисовала домну. Бельгиец хмыкнул, закивал. Все верно, домна ему понравилась. Потом нарисовала себя в спецовке, в широкополой войлочной шляпе. Поулыбались.

И все-таки она видела по его глазам, что он не верит. Соглашается, кивает, а глаза смеются, в глазах сомнение: говорите, мол, все равно не обманете.

– И такая меня обида взяла! Как же так, с какой стати мне его вводить в заблуждение?! Да я, если хотите, отродясь не врала, а тут на тебе – сидит, не верит, тоже мне доменщик. В Тагиле, спрашиваю, были? Он Тагила не знает-Про Урал слыхали? Урал знает. «Да, да, Урал!» Ну, все легче.