Война знает и не такие неожиданные встречи, но наша кажется мне знаменательной: два паренька из степного оренбургского села вдруг встретились в одном бою за Сталинград совсем не случайно. Поднялся весь народ. Непоколебимая воля народа стала нашей волей. Ею-то и были сильны сталинградцы.
А если говорить, какими они были в жизни, то, по-моему, самыми обычными людьми.
— Вы сказали, что, кроме первого и последнего дня обороны, вам хорошо запомнились еще несколько. Какие?
— Конечно, 19 ноября — начало нашего контрнаступления. 26 января, когда мы встретились с войсками Донского фронта.
— Как это произошло?
— Утром 26 января мне доложили, что на стороне немцев впереди полка Панихина идет стрельба. В аккурат на мой КП пришел поэт Евгений Долматовский и говорит:
— Что же ты, генерал, сидишь завтракаешь, а сейчас соединение фронтов будет.
— Раз такое дело, — говорю, — пойдем. Только вот чайку выпью.
Пришли мы в полк. Подняли солдат в атаку и часов в десять западнее Мамаева кургана соединились с солдатами 21-й армии Донского фронта. Теперь на месте встречи танк стоит. Но тогда никаких танков не было. Свои, как я говорил, мы в город не брали, немецкие давно пожгли. Так что встречалась матушка-пехота. Сразу митинг. Сначала народу было с роту, потом много набежало. Речи сказали, и подарили мы донцам знамя (простой кусок красной материи на древке). И написано было на нем, в честь какого события это знамя вручается.
А тут вдруг немцы стали снова стрелять. Это теперь там поселок, дома, а тогда — чистое поле: враз скосить могут.
Вот, думаю, не дай бог, убьют напоследок, кричу своим:
— Давай через овражек заходи в тыл! — И кубарем по снегу скатились.
В этот день немецкую группировку в Сталинграде рассекли надвое, а еще через неделю все было кончено. Пришли мы на левый берег. Землянки вырыли, бань настроили. Стали мыться, раны лечить, отдыхать.
Им нужно было отдохнуть и после 140 сталинградских суток и перед дальней дорогой, которая привела тринадцатую гвардейскую к берегам Эльбы и в Прагу.
— Я знаю, Александр Ильич, вы частый гость Волгограда. Вы избраны почетным гражданином города. Вашим именем названа школа-интернат. На Мамаевом кургане в честь защитников Сталинграда — а значит, и в вашу честь, в честь гвардейцев тринадцатой — воздвигнут грандиозный памятник. Я знаю, что вы встречаетесь с бывшими однополчанами. Скажите, что испытываете вы во время этих встреч с городом, своими фронтовыми друзьями? О чем думаете? Что производит наибольшее впечатление?
— Всегда радуюсь, что народ помнит и чтит защитников Сталинграда. Всегда горжусь, что сам являюсь сталинградцем. Конечно, хорошо, что именно на Мамаевом кургане, наверное, самом кровопролитном месте во всей истории войн, воздвигнут грандиозный мемориал. Все мы, живые, в неоплатном долгу перед теми, кто уплатил жизнью за нашу свободу. Их имена для нас навсегда останутся священными. Этой осенью ветераны тринадцатой гвардейской дивизии собрались в Волгограде, чтоб отметить тридцатилетие нашей переправы в осажденный город. Триста человек собралось. И решили мы пройти по тем местам, где сражались. Побывали и на Мамаевом кургане. И тут один из нас увидел среди выбитых на камне фамилий павших свою. Имя и отчество тоже его. В 1942 году его посчитали убитым, а он был только ранен. И вот теперь он говорит:
— Надо мою фамилию отсюда вычеркнуть.
Понимаете, мы, кому повезло остаться в живых, не можем сравниться с теми, кто отдал за победу самое дорогое.
Живой человек думает о живом — это ясно. Вот и я. Что больше всего удивляет меня в Волгограде? Что сумели поднять город из развалин. Вот и теперь приехали мы в Красную Слободу, не село увидели — город. Сколько ни искали ту памятную для нас высотку, с которой смотрели когда-то на пылающий Сталинград, так и не нашли: загородили ее многоэтажные дома. И сам Волгоград ночью теперь светился не от пожарищ — электричества. Ни улиц не узнать, ни кварталов. Я-то все еще помню руины.
Вот и дивишься: как это люди сумели?
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Рассказ молодой балерины Людмилы Семеняки о ее дебюте в Большом театре с комментариями народной артистки РСФСР Риммы Карельской, записанный корреспондентом «Смены» Андреем Баташевым