Со мной ничего не случится

Бой сменялся боем, «охота» — «охотой». Рос боевой счет подруг, росла их уверенность в себе, помогавшая побеждать страх. Наташа даже пробовала убеждать и родных и себя в том, что страха у нее вообще не было. Маму вроде бы убедила. А вот с собой дело было сложнее. Как тут кривить душой, пусть и с добрыми намерениями? Как пытаться легкомысленно закрывать глаза на опасность, когда уже было двадцатое мая, бой, во время которого смерть схватила было ее в свои костлявые лапы (воспоминание об этом бое, о том страхе придет к ней позже, примерно через три месяца, на рубеже, прозванном в полку «поляной смерти»).

В Шую, где лежал Леня, с фронта пришло письмо. Теплое, чуточку грустное и очень откровенное. А после описания боя, во время которого ее ранило, Наташа своим ясным, чуть склоненным влево почерком честно написала: «Если бы ты знал, как это было страшно!»

Заросла у Наташи ее «ранка» на левом предплечье, совсем недалеко от сердца. Вернулась к ней «снайперка», и снова вместе с Машей можно отправляться на «охоту». Поселились девушки в отдельной маленькой земляночке, выложенной березовыми стволиками. Вросла эта землянка в горку, над рекой. А вокруг холмы и овраги, леса и полянки, красивые и щедрые. Красивые пышной предосенней красотой, щедрые цветами, грибами, ягодами. В первый же день подруги улучили часок, выбрались в соседний лес и вернулись с двумя котелками земляники.

А потом Коммунистическая дивизия вышла на участок Северо-Западного фронта в районе Старой Руссы. Это был тяжелейший стодвадцатикилометровый переход — места кругом болотистые, да еще дожди развезли дороги. В грязи вязла техника, вязли люди. Наташа и Маша запевали бодрые песни, пытались развеселить товарищей, хватались за ящики с боеприпасами. И бойцы начинали улыбаться, стряхивали с обуви глину и снова лезли в нее, таща пулеметы и минометы, боеприпасы и консервы.

«ДКА ППС 261 528СП»— вот каким стал последний адрес Наташи. С этим адресом тринадцатого августа сорок второго года в Бугуруслан, к маме, ушла маленькая, наспех настроченная открытка. Было в ней описание недавнего боя, во время которого фашисты, эти «благородные, чистокровные рыцари», все побросали и трусливо бежали. Было напоминание, что она теперь старший сержант, получает двести пятьдесят рублей, которые и посылает маме. «Пусть деньги будут у тебя — мне они здесь не нужны, а понадобятся после войны, платьице хорошее купить». И сколько же содержалось в этой простенькой, внешне наивной фразе: и желание ободрить мать, укрепить в ней веру, что с ее «снайперенком» ничего случиться не может, и память о довоенной, очень и очень скромной жизни, когда у девочки и было-то всего одно нормальное платье, и стремление помочь матери и тете Кате в далекой эвакуации своим «тучным» сержантским окладом...

Открытка ушла тринадцатого августа. А четырнадцатого у Деревни Сутоки грянул бой. Коммунистическая дивизия наступала по заболоченным низинам, по берегу речки Ловать, а фашисты с возвышенности вели ураганный огонь и контратаковали.

В таком бою девушкам-снайперам не место. И все-таки они рвались вперед.

— Разрешите нам гуда, к автоматчикам?

— Нет. Это бессмысленно...

— Разрешите нам на тот рубеж?

— Нет. Я не могу разрешить. И не до этого...

— Товарищ комиссар! Ну, как же так? Все идут в бой, почему мы не должны?..

А потом они заскочили в санчасть, к Соне — попрощаться. Веселые, машут руками. Пилотки набекрень, на плечах — плащ-палатки, на ремнях — «снайперки».

— Мы — туда! Счастливо!

— Как же вы все-таки? Сами?

— Что ты! Мы у комиссара отпросились, чуть не ревели. Ну, он и разрешил. Все, нам пора догонять группу!

После связной принес записку: «Поляну смерти» прошли. Все в порядке». А чуть позже батальон был отсечен вражескими войсками.

Узкая полоса мелколесья не могла защитить от огня. И все же двадцать пять фашистских атак было отражено. А когда гитлеровцы пошли в двадцать шестую, на рубеже остались трое — раненный в живот боец Новиков и тоже раненые Наташа и Маша. Наташа быстро-быстро перевязала Новикова.

— Я бы тебя с радостью вынесла,— сказала она, облизнув пересохшие, потрескавшиеся губы,— только видишь — нельзя. Нельзя покидать рубеж...

Что было дальше? Об этом знает только один человек — Новиков. Он не мог стрелять, но он видел и слышал, как продолжали отстреливаться Наташа и Маша, как они еще раз были ранены, как отбивались гранатами. Маша уже не могла приподняться для броска, и Наташа поцеловала ее, когда они приготовили последние гранаты. Атакующие фашисты ворвались на полосу и расхохотались, заметив всего двух окровавленных девушек,— это он тоже видел! И как передний автоматчик пнул Наташу сапожищем — тоже видел! И как девушки приподнялись и встряхнули свои гранаты, взрыв которых унес вместе с жизнями Наташи и Маши десяток фашистских жизней,— тоже видел и слышал!!!