При нынешнем поголовном увлечении всякого рода анкетированием и социологическими исследованиями, с известной долей вероятности, можно было бы ответить на все эти вопросы. Беда только, что анкета не способна «схватить» всех нюансов, а без них голый факт и сухая цифра теряют аромат и убедительность.

В Надыме я не проводил анкетирования. Но каждого, с кем довелось беседовать хоть накоротке, неизменно спрашивал: что влечет сюда людей!

И всякий раз, будто записанное на пластинку, слышал:

— Да уж, во всяком случае, не романтика. Многие хотят просто заработать.

Человек настраивает себя на достижение какой-то своей личной цели, а что будет со стройкой после того, как он этой цели достигнет,— не его дело. Поэтому его мысли не идут дальше намеченного «пункта», поэтому перспективы его роста по служебной лестнице здесь, в Надыме, становления как специалиста, повышения квалификации не особенно волнуют. А уж если он начал смотреть на участие в здешней стройке как на временную осознанную необходимость, то и отношение его к ней соответственное. Как говорится, и встречались без любви и расстались без печали.

Плохо, когда душком временщика заражен рядовой рабочий, но если этим заболевает руководитель — плохо втройне. Не жди от него смелого инженерного решения, инициативы, «искры божьей» — всего, что так необходимо этой трудной северной стройке. Он будет в лучшем случае отмерять свои усилия «от и до» и точно рассчитает время и расстояние, оставшиеся до момента, когда можно будет собирать чемоданы и сказать последнее «прощай» и Надыму и Северу со всеми их блестящими энергетическими перспективами. Для таких даже небольшой прирост личного счета в сберкассе гораздо важнее всех сотен миллиардов кубометров газа, которые будут приращены страной за счет освоения тюменских месторождений.

Как-то вечером по пути в гостиницу, я зашел в молодежное общежитие ДСУ-26. Июльский вечер в Надыме — понятие условное: солнце стоит высоко и о позднем часе догадываешься только по тому, что движение на улицах заметно убавилось, а комары, наоборот, наддали в своем кровопивном деле.

Общежитие представляло собой две утепленных брезентовых палатки, двери из которых выходили в неширокий коридорчик. В палатке слева кто-то неуверенно поигрывал на гармошке волжские страдания. И я постучал.

В огромной комнате — метров пятьдесят квадратных, вдоль стен в два ряда пятнадцать коек — сидели пятеро мужчин. Они находились в той стадии распития, когда содержимое бутылок уже полностью уничтожено, но хмель еще не свалил с ног, а потому душа требует прочувствованной беседы «за жизнь». Они находились в том состоянии, когда жалость к самому себе еще не высекла на их щетинистых лицах умильных детских слез, и в словах еще прослеживалась какая-то логика. Мой приход, видимо, прервал их беседу в самом неподходящем месте.

Двое — парни лет по двадцать, рабочие ДСУ-26 — невнятно назвали собственные имена, и, улеглись на койки и в последующем разговоре участия почти не принимали. Только время от времени бросали они реплики, обозначая свою позицию по тому или иному вопросу. Андрей, мужчина за сорок, был в компании самым слабым, а может, принятая доза превышала долю других, во всяком случае, он вскоре стал изъясняться междометиями. Потом дверь отворилась, и симпатичная девушка лет шестнадцати спросила:

— Папа здесь!

Андрей неуверенно поднялся и, навалив на плечо дочери свое непослушное тело, откланялся.

Короче, осталось нас трое: дядя Саша, сухой старичок под шестьдесят, по профессии плотник, приехавший на Север из Горького, Анатолий, бульдозерист, родом из курской деревни, и я.

Сначала калякали о том, о сем, потом заговорили о стройке. Дядя Саша распалился так, что бросил пиликать на гармошке, тем более, что она уже не особенно подчинялась его пальцам.

— Вот человека обидели ни за что. Уезжает.— Он ткнул пальцем в Анатолия.— И все уедем...

— Уволился,— подтвердил бульдозерист.— Вчера заявление подал. Двенадцать дней по закону отработаю и подамся в Якорную Щель. Знакомо такое место под Сочи! Там у меня сестра замужем. Я к ней каждый год на лето езжу. Месяца три позагораю, поплаваю — и снова на Север.

Поначалу я никак не мог взять в толк суть его конфликта с руководством ДСУ. С его слов получалось, что сменщик Анатолия по пьянке утопил бульдозер. Ремонтировать и восстанавливать машину их заставили обоих. А это потеря в заработке. Вместо того, чтоб добиться правды, он подал заявление об уходе. Решение было нелогичным.

— Может, вы вместе со сменщиком пили! — наудачу спросил я. Вместо ответа Анатолий протянул мне сберкнижку, сказал:

— Я тут всего четыре месяца.

На его счете значилось 1 200 рублей. Первый взнос — в конце марта. Потом каждые полмесяца сумма росла.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.