Надымское домино

На мой вопрос «Что самое тяжелое в работе!» один из руководителей надымской стройки сказал, почти не задумываясь:

— Самое трудное — жесткая взаимосвязь различных обстоятельств. Всякий раз тут приходится решать не одну какую-то проблему, а целый их комплекс, ну и, естественно, самому приходится переживать целый комплекс ощущений...

Когда я попросил выразиться как-нибудь попроще и посхематичнее, он привел в пример детскую игру в домино: кости в длинный ряд ставят на попа, потом толкают одну фишку, она сшибает соседнюю, та — следующую, и так до конца...

— Вот так и у нас,— закончил свое объяснение мой собеседник.

Позже мне не раз приходилось убеждаться в точности этого сравнения.

Пятнадцать километров что отделяют ГП-2 от Пангод,— болотистая лесотундра, где не проходит с грузом ни одна автомашина. Но именно тут в ближайшее время пойдет основной (тысячи тонн!) поток оборудования и материалов, необходимых при обустройстве промыслов. Автодорогу решено отсыпать по сплошной лежневке: для местных условий это единственно надежный способ. В июле лежневку стлали харьковские студенты: топорами валили чахлые лиственницы, подтаскивали на себе стволы к профилю, укладывали их в ложе будущей автотрассы. Низкая производительность труда была видна даже неспециалисту. (А ведь от дороги зависит срок сдачи всех объектов на промыслах.) Пытаюсь размотать всю цепочку.

Как-то так получилось, что фонды на трелевочные тракторы для надымской стройки выделены не были, хотя трелевочные работы и предусматривались. Природа не любит пустоты, и создавшийся вакуум решили заполнить подручными средствами. Главк Тюменьнефтегазстрой выпросил фонды на трелевочники у тюменских лесников, пообещав поделиться дефицитными стройматериалами. В конце весны тракторы прямо с завода отправили кружным путем в Воркуту, чтоб оттуда перебросить в Пангоды. Воркутинские летчики отнеслись к просьбе газовщиков с пониманием — сработал обычный для Севера принцип взаимовыручки — и тщательно готовились к сложной перевозке. Но, к сожалению, тракторы пришли в Воркуту через два дня после того, как временную зимнюю площадку в Пангодах развезло весенней теплынью. Тракторы снова погрузили на железнодорожные платформы, переправили в Лабытнанги, оттуда, дождавшись лета, баржами в Надым. В июле я застал их на причале «107 километра», трелевочники готовили к разборке, чтоб по частям перебросить вертолетами дальше, к месту работы.

Итак, две крайние точки истории: студенты вручную «трелюют» бревна к лежневке, а всего в сотне километров отстаивается новейшая техника. Задержка со сдачей дороги, в свою очередь, будет сбивать с ног последующие связанные с нею кирпичики в длинной цепочке этого своеобразного «домино».

Я привел только один пример. В моей записной книжке их, разумеется, больше. Помельче, покрупнее. Но все, к сожалению, очень убедительны. Фишки в таком «домино» (извиняюсь, что еще раз воспользовался этим термином) подают не только в одном направлении. Их пути пересекаются, идут по кругу, спирали, бросаются вспять. Малейшая оплошность, просчет рождают лавину непредвиденных сложностей. На Севере нет запасливого соседа, который может одолжить на время, обменять, уступить нужную машину, стройматериал, оборудование. Если стройке нужен гвоздь, он должен быть завезен сюда обязательно, в тундре его не найдешь, а обрушивающая сила недостающего гвоздя огромна.

Тут, как нигде в ином месте, убеждаешься в буквальности выражения: «время — деньги». Этой зимой по разным причинам плохо сработала автодорога от Лабытнанги к Надыму и дальше, на Пангоды. Грузов завезли раз в десять меньше, чем планировали. Воздушный мост Надым—Пангоды, который летом поддерживался вертолетами, не только покрывал нехватку в остром дефиците, но с завидной сноровкой потрошил кассу строителей. Можно было бы искать утешение в спасительной философии: бюджет-то у нас общегосударственный, и если Мингазпром переплатит Аэрофлоту, то это, по сути дела не расходы, а перекладывание денег из одного государственного кармана в другой. Можно было бы даже попытаться оправдать все эти баснословные траты будущими барышами, которые хлынут рекой, как только на предприятия придет тюменский газ, которые все окупят и все простят. Но ни ум, ни совесть не хотят почему-то искать успокоительные отговорки, когда видишь что возят. Едва очередной «Ми-6», подхватив на подвеску пакет деревянного бруса, берет курс на Пангоды, тебя не покидает чувство сопричастности к вопиющей бесхозяйственности, свершаемой на твоих глазах. Перевозка только одного кубометра бруса от Надыма до Пангод влетает в двести рублей. Выражаясь языком Ивана Ивановича Белотелова, начальника отдела снабжения КМ ДСУ-26, деревянный брус, добравшись после нескольких перегрузок из Красноярска до Надыма, уже становится серебряным, а стоит его поднять в воздух для последнего броска, как брус этот начинает золотиться. Понятно, что не ошибается только тот, кто ничего не делает. Понятно, что самая легкая и нехлопотливая роль — роль стороннего наблюдателя. Подмечать чужие просчеты и огрехи может каждый. Именно поэтому не хотелось бы становиться в позу человека, который знает рецепты от всех болезней. И тем не менее, даже увиденное убеждает, что мелкие недоделки, неувязки, погрешности, незначительные расхождения в планах могут скомпрометировать, поставить под сомнение большую и ценную идею.

Уже не первый год в печати, на разных научных конференциях идет разговор о вахтовом методе освоения богатств Севера. О рациональности его говорит имеющийся зарубежный опыт и отсутствие опыта отечественного. Смысл его в следующем. Создавать на Севере большие, многоотраслевые города дорого и неразумно. Нужно строить компактные базовые городки со всем набором современных удобств, где будут жить эксплуатационники со своими семьями. Непосредственно на промыслах (рудниках, приисках) строятся небольшие вахтовые поселки-спутники, куда рабочие будут посменно приезжать на короткое время (неделя, месяц), а потом (сдав вахту сменщикам) возвращаться для отдыха домой.

Разумность этой схемы очевидна. Не нужно будет бросать дорогостоящих северных поселков со всем комплексом жилых и культурно-бытовых строений после того, как месторождение истощится. Отпадает необходимость в людях, которые непосредственного отношения к добыче не имеют, но содержание которых у промыслов стоит в несколько раз дороже, чем на «материке». Все необходимое для жизни и труда северян будет производиться в умеренных широтах и доставляться на место в готовом (или почти готовом) для использования виде: жилые дома и промышленные объекты в панелях и сборных блоках, машины в специальном, «северном», исполнении, продукты питания в не требующем большой переработки виде, одежда — только готовая. Даже капремонт большей части оборудования будет производиться на юге: это обойдется дешевле.

В нашем примере базовым городом должен стать Надым, вахтовым поселком — отстоящий на 120 километров к востоку Пангоды. Пангоды — южная оконечность Медвежьего месторождения газа. При дальнейшем его освоении придется идти на север, к Обской губе до самой Ныды, которая до последнего времени была центром Надымского района. Таков официальный проект.

За две недели пребывания в этих местах я познакомился с тремя иными проектами, авторы которых — надымские «старожилы», инженеры различных рангов и должностей. Они предлагали строить базовый лагерь либо в Ныде, либо Пангодах, либо на правом берегу реки Надым, напротив «107 кило-Метра».

Каждый вариант имел свои «за» и «против», но в конечном счете казался все-таки рациональнее официально принятого. Последний усложнял и без того непростую транспортную схему при строительстве, а во время эксплуатации промыслов ставил под удар сам изначальный замысел: возить людей на работу пока можно только авиацией, которая при капризных здешних погодах ненадежна.

Главным преимуществом официально принятого проекта было то, что при восстановлении железнодорожной магистрали от Салехарда до Пангод, нынешнее месторасположение Надыма наиболее удачно со многих точек зрения. Но беда, что сейчас толком неизвестно, когда начнут восстанавливать железную дорогу, и кто это будет делать. Такая неопределенность и порождает «самостийные» проекты и планы, которые хоть и остаются в головах авторов, но тем не менее приводят к бесконечным и ненужным разговорам, толкам, пересудам, сбивают настроение людей.

Кто же едет за туманом?

Любая стройка — это прежде всего люди, кадры. Их труд, их умение определяют ее лицо. И газ, который во втором квартале должен хлынуть с Медвежьего на Урал и дальше — это не просто «голубое топливо», а материализованный труд геологов, буровиков, строителей, шоферов и механизаторов, руководителей всех степеней и рангов, которые бурили здешнюю землю, гатили топи, отсыпали дороги, ставили дома, варили трубы, били сваи, недосыпали, недоедали, мерзли, кормили комарье, срывали голоса, выколачивая фонды, лимиты, техническую документацию. Конечно, хозяйка в какой-то московской квартире, зажигая голубое пламя над газовой горелкой, может не задумываться над тем, каким тяжелым трудом тысяч людей добыт вспыхнувший на ее кухне огонь. Но труд этот, тем не менее, был затрачен, и люди эти продолжают жить и работать, и хотя продукт их труда столь эфемерен и настолько абстрагирован от конкретной их деятельности — ни личное клеймо, ни свою фамилию на нем не оставишь,— все-таки помнить о них, этих людях, надо. Надо помнить об их нуждах и запросах. И не только потому, что труженики Севера достойны всяческой заботы и помощи, но и оттого, что, в конечном счете, условия их труда определяют наш общий успех или неудачу в освоении богатств отдаленных районов.

Кто же тут трудится! Почему едут сюда! Какие стимулы влекут в эти края неустроенного быта и напряженной обстановки новостроек! Многие ли, как в песне, едут за туманом и за запахом тайги!

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.