— Тебя, кого же еще!
— Ну, конечно. Проходи, садись. — Он сбросил со стула старые тетради и всякую мелочь, какую успел навытаскивать из ящиков.
— Когда садиться, в школу же...
— Смотри, Кирка, вот ведь где они лежат, и тапки и тренировочный. Сам в газету завернул, чтоб взять с собой на физкультуру, а теперь сам же и ищу. Вот козел!
Кира засмеялась. Эх, потерять бы эти тапки снова и опять найти и обозвать себя козлом, пусть бы только она еще раз засмеялась...
Пока эти двое разговаривали в квартире Кострикиных, Катя Бояринцева была занята важной работой — забивала гвоздь в туфле. Гвоздь, видно, попался упрямый, никак не забивался. Мимо нее спешили в школу ребята. Парнишка из Катиного класса остановился.
— Давай помогу. Чего «сама»? Не умеешь — не берись. — Выхватил туфлю, мастеровито поглядел на нее и протянул обратно. — Да тут и делать нечего. Никакого гвоздя нет, бугорок только. А ты принцесса на горошине.
Катя все-таки продолжала рассеянно тюкать камешком, пока не хлопнула дверь в тринадцатом подъезде и не показались Никанор с Кирой. Как раз тогда она и закончила свою работу, отбросила камешек и надела туфлю.
— Привет, Катушка, — бросил ей на ходу Никанор, будто сегодня еще не видел Катю и не здоровался. — Не возись, опоздаешь!
Катя независимо тряхнула головой. Очень спокойно и очень твердо глядя прямо перед собой, пошла в школу.
А Никанор с Кирой медленно шли отдельно от общего" потока ребят, который, чем ближе к школе, становился гуще.
— Здоров, Коста-Рика! — послышалось откуда-то сбоку.
Никанор ответил, это относилось к нему. Его часто так называли по созвучию Кострикин — Коста-Рикин. Потом он увидел Ваську Макасенка и окликнул его. Ему хотелось, чтобы друг заметил и оценил, с кем он, Никанор, идет рядом. Но Макас ничего не понял и умчался вперед на своих длинных ногах. Видно, он тоже был в распрекрасном настроении.
Апрельское утро сияло над зеленой землей. Собственно, травы еще не было. Острые пики травинок еще только чуть проклевывались наружу. Но так сильно и дружно, что земля на газонах, обочинах тротуаров и всюду, где она не была скрыта асфальтом, вдруг словно бы сама собой зазеленела свежо и радостно.
В высокой выси на голубом, будто промытом небе плыли редкие облака. Здесь, внизу, тоже все казалось только что вымытым, свежим, ярким. Белые воротнички на платьях у девчонок так белели, что от них даже надоевшая школьная форма казалась нарядной. Красные галстуки пламенели, как флаги в праздник. Если бы еще разноцветные воздушные шары на веревочках и музыка... Впрочем, музыка была. То есть, может быть, другие ее и не слышали, а Никанор — он слышал очень даже хорошо. Он и шагал под эту музыку, с каждым шагом словно приподнимаясь над землей и отбивая рукою такт.
— А здорово сегодня, на Первомай похоже, ага? — сказал он Кире.
— Да, погода хорошая, — согласилась она — А до первого-то и так всего ничего осталось. Я зашла ведь за тобой как раз о празднике поговорить.
— Про Первое мая?
— Про первое, и второе, и тридцатое тоже. Знаешь, в какие дни нынче праздники?
— Вроде понедельник и вторник, а что?
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.