— Нет, — отвечает мой взводный хмуро, — раненых у нас трое... Неси им... Белых и ведра потерял и ранение получил в ногу...
Я вижу, отходит лейтенант, поразил я его водой.
— Между прочим, — добавляю, — водокачку разбомбило в пух и прах... Теперь воды не набрать.
— Я бы простил тебя, Гвоздилин, — совсем хмуро отвечает мне взводный, — да засекли тебя с КНП... Сам генерал интересовался твоим именем… Звонили из штаба... Пришлось сказать... В общем, пеняй теперь на себя..
У меня чуть котелок не ускользнул из рук. Удержал все же, привык, видно, к взрывам. Понес туда, откуда стоны доносились.
— Водички! Браток, воды...
Андрюха мой лежит на шинелке, и рот у него открыт, как у сома на берегу.
— Миша, вот… ранило...
— Ничего, очапаешься... На-ка, глотни водички... Да не всю пей, другим оставь!
И пошел назад, в окоп свой. Там на бруствере дожидаются меня бойцы с Таранухой. Протягивают цигарку готовую.
— Кури, Михаил.
Запах табака не переносил я до тех пор. А тут затянулся, как последний куряка. До зелени в глазах накурился.
— Неужто его под трибунал? — заводится разговор.
— Не должны бы вроде, — солидно отвечает Тарануха. — В бою Гвоздилин кровью вину искупит. Польза все же от бойца.
— Дайте бумаги листик и карандаш! — перебил тут я помкомвзвода. — Написать надо на всякий случай домой...
Тарануха дает мне листок тетрадочный, кто-то химический карандаш протягивает. Устроился я, начал писать письмо, да вдруг команда:
— Строиться!..
Сердце у меня екнуло: все, пропал! И жалко, письма не дописал. Жена всей правды не узнает. Дети будут имени отца стыдиться.
— За меня потом допишешь, если что... — шепчу я Таранухе. — Как было, обскажешь.
— Исполним все, как должно, — отвечает Тарануха.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.