«Да, все идет отлично, — думал Артуро, — но как приступить к заданию Ксанти?..» Снова предстояло решать задачи с бесконечным количеством неизвестных. Впрочем, как и каждый день, проведенный им на этой земле. Неужто всего полгода прошло?.. Да, сто восемьдесят четыре дня — с того момента, как стал он из Андрея Лаптева, старшего лейтенанта РККА, волонтером республиканской армии Испании, и необычное имя Артуро стало его вторым именем. Как все началось?..

Андрей вспомнил, как он, кадровый военный, инструктор школы РККА, снял гимнастерку с тремя кубиками в петлицах и надел непривычный штатский костюм. Но до этого превращения было еще взбудоражившее всех советских людей известие о мятеже Франко в Испании, об итало-германской интервенции против республики. Были рапорты. Рапорт за рапортом, отказано на один — тут же готов другой, пока не вызвали его, старшего лейтенанта, в Москву, в наркомат. Пожилой военный с двумя ромбами в петлицах постучал острым карандашом по стопке его посланий и сказал: «Хочешь — знаю. — И оценивающе оглядел Андрея. — Да, волосы у тебя, как беленый лен, и нос гузкой, не западноевропейский нос». «При чем тут нос, товарищ комдив? — удивился Лаптев. — Да я...» «Хорошо, — оборвал его большой начальник. — Когда сможешь ехать?» «Хоть послезавтра, только за вещами...» «Никаких вещей. Если ехать — то завтра». «Так точно, завтра!..»

Утром он сел в севастопольский поезд. А еще через сутки прошел через контрольно-пропускной пункт военно-морской базы на пирс.

На пирсе его уже ждали. Человек, встретивший Андрея, придирчиво обозрел его мешковатый костюм, сверкающие магазинным сизым блеском штиблеты, берет, неловко надвинутый на самые брови.

Навстречу им с трапа на мол спустилась девушка.

— Познакомьтесь: ваша переводчица Хозефа.

«Такая же Хозефа, как я Артуро», — усмехнулся Андрей, мельком оглядывая девушку: ее худенькую фигуру, веселые светлые глаза под челкой светлых волос, коротко стриженных и перехваченных широкой голубой лентой. Это показалось ему забавным: бомбы и танки в трюмах — и девчонка с голубой лентой.

И вот прозвучали команды на незнакомом языке, прогрохотали якорные цепи, накручиваемые лебедкой, забурлили винты. И, дав протяжный прощальный гудок, пароход отошел от стенки пирса.

Пожалуй, вот с этого момента все и началось.

Через несколько суток они сошли на берег Испании.

То было осенью тридцать шестого года. К весеннему дню, когда его вызвали в Мадрид, Лаптев уже полгода провоевал на Южном фронте, под Малагой. В одной из неудачных операций во вражеском тылу был контужен и с той поры мучился почти непрерывными головными болями. Об этом его недуге знала одна Хозефа, потому что контужен он был у нее на глазах.

В Море отряд Лаптева разместился на окраине городка, в старинной казарме, по стенам которой висели алебарды, обоюдоострые мечи и доспехи.

За стенами мрачной казармы уже буйствовала весна: фруктовые деревья клубились бело-розовой пеной, днем под солнцем парила земля и раскалялись камни, а ночами все ниже опускались звезды.

В нескольких километрах от городка, за широкой и стремительной рекой Тахо, лежал Толедо. То была уже вражеская земля. Извилистая линия фронта проходила по реке. И за рекой предстояло действовать группам Лаптева.

Бойцами в отряде Артуро были добровольцы — волонтеры интербригад, но большинство — испанцы, в недавнем прошлом — рыбаки и рубщики сахарного тростника, докеры, виноградари, официанты и металлисты. Нельзя сказать, что они были похожи один на другого, эти люди: коренастый, тяжелоплечий крестьянин Рафаэль в аккуратно залатанной куртке, с кожаными наколенниками на брюках, в альпарагетах — лаптях на ногах; и сухощавый токарь Феликс Обрагон, даже во время разговора не выпускавший изо рта сигару, а из рук — винтовку; или валенсийский краснодеревщик толстяк Хулиан, неистощимый на шутки и выдумки.

Самым молодым был в отряде Лусьяно, восемнадцатилетний студент. Он появился перед их отступлением из Малаги. Его остроконечная шапочка была надвинута на самое переносье. Вместо звезды или кокарды к шапочке был пришит патрон. Юнец театральным жестом сдернул с глаз темные очки и представился.

— Сеньор Лусьяно явился в ваше распоряжение, и вы можете распоряжаться его телом и душой, — с трудом сдерживаясь от смеха, перевела Хозефа.

Если и мог кто-нибудь в отряде соперничать с Лусьяно по колоритности, так это серб Божидар Радмилович, моряк торгового флота, десять раз обошедший вокруг света и в конце тридцать шестого года, оказавшись в испанском порту, списавшийся на берег. Он чистосердечно заявил командиру: «Разве я могу не принять участия в такой заварушке?» Божидар, огромный детина, невероятной физической силы, исполненный презрения к фашистам и к опасностям, понравился Лаптеву с первого взгляда. К тому же серб с грехом пополам знал русский язык — единственный, не считая Хозефу, человек в отряде, с которым капитан мог поговорить без переводчика. К тому же он знал и испанский.

Да, они были разные. Но всех их объединяли одни чувства: любовь к республике и ненависть к Франко. Пожалуй, только здесь, в отряде, Андрей по-настоящему осознал значение слова «интернационализм».

Коронель снова вызвал капитана и Гонсалеса в Мадрид.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.